Оболтусу двадцать семь лет, а он все еще закатывает истерики родителям, которые, как ему кажется, лишили его карманных денег.
– Повторяю, – произнес он ровным голосом, – это какое-то недоразумение. Я не блокировал твоих карточек. Может, ты опять нализался до полной потери памяти и все спустил в казино?
– Подчиненных своих контролируй! – почти провизжал сын. – Может, мне кровь на анализ сдать, чтобы ты поверил, что я вчера капли в рот не брал? У меня наличных осталось на двадцать литров бензина, а ты морали читаешь!
«Потрать эти деньги на хлеб», – хотел посоветовать счастливый родитель великовозрастного мажора, но снова сдержался – не из чадолюбия, а просто потому, что знал: его слова станут гласом вопиющего в пустыне.
– Хорошо, – сказал он, – я позвоню в банк и выясню, в чем дело.
– Уж будь так добр! – с огромным сарказмом изрек отпрыск и прервал соединение.
Некоторое время человек у окна стоял неподвижно и ожесточенно дымил сигаретой, борясь с раздражением. Дождь пошел на убыль, радуга над березовой рощей засияла ярче, играя цветами спектра, а потом начала тускнеть, превратившись в свой бледный призрак. На дворе стоял август – самая грибная пора. В лесу за каменным забором, что ограждал просторный участок, было полным-полно белых и подосиновиков, которые частенько попадались даже во дворе, вместе с уже начавшей разрастаться за баней крапивой опровергая клятвенные заверения ландшафтного дизайнера в том, что после окончания работ по благоустройству на участке не останется ни единой неучтенной, не запланированной заранее травинки.
Дождь кончился, и вместе с ним улетучилось раздражение. Солнце засияло в полную силу, в небе не осталось ни облачка. От выложенных цветной фигурной плиткой дорожек во дворе валил пар, у бордюров блестели на солнце мелкие прозрачные лужи, в которых корчились хорошо различимые даже со второго этажа утопленники – дождевые черви. Когда-то давным-давно, в полузабытом детстве, он, как и его сверстники, был уверен, что черви выползают из-под земли, радуясь дождю, и забираются в лужи потому, что им это нравится. В полном соответствии с этой теорией он не упускал случая, встретив на мокрой после сильного ливня дорожке дождевого червя, поддеть его прутиком и бросить в ближайшую лужу. Потом ему объяснили, что черви выбираются наружу, спасаясь от заливающей их извилистые подземные ходы влаги, и что в лужи они попадают случайно – слепые и безмозглые, ползут, не разбирая дороги, и оказываются в смертельной западне. И корчатся они в лужах вовсе не от удовольствия, как ему когда-то представлялось, а от удушья…
На какое-то мгновение он ощутил себя дождевым червем, предсмертные корчи которого никому не видны, но оттого не менее мучительны. Заблокированные кредитки сына были весьма красноречивой деталью, означавшей, во-первых, что покойник перед смертью успел-таки многое рассказать, а во-вторых, что слова его все-таки были приняты к сведению. К счастью, у жены, которая в данный момент опустошала
