как меня словно окатило теплом поддержки. Вот о чем говорил Волков, когда советовал принять зверя внутри себя. От меня не требовалось мириться с его существованием. Смирения мало там, где нужны уважение и благодарность. С такой поддержкой стало вдвое легче отражать натиск. И все же силы были неравны, рано или поздно нас здесь раздавят.
– Держись, чешуйчатый. – Шепот вырвался в перерывах между атаками, когда стало уже совсем хреново.
Будь у меня тело, я бы замер как вкопанный. Сколько я ни пытался говорить вслух за время своего вынужденного заточения, у меня ни разу не получалось. Впервые я отчетливо слышал собственную речь, и это чуть не стоило нам жизни. Удивление было так велико, что я едва не проворонил следующий удар. И следующий. Словно почувствовав слабину, тварь усилила натиск, выжимая меня из собственного тела. Откуда-то извне прорывались ощущения, далекие голоса, нарастала боль. Схватка вошла в финальную фазу. Удары сыпались градом, а мы держались только благодаря сплаву человека и оборотня. Что ни говори, а Ящер – живучая тварь. Гораздо сильней, чем просто Александр.
– Последний удар. Обещаю! Еще один – и все!
Сжавшись в комок, из последних сил создав несколько острых лезвий вокруг собственного разума, я приготовился к очередной атаке. Приходилось уговаривать себя, чтобы шевелиться. Не пойму, почему мы до сих пор живы. Пауза между ударами затянулась. Словно через плотный слой ваты донеслись слова снаружи:
– Все. Чуть… – И дальше неразборчиво.
Но даже этой короткой фразы хватило, чтобы я узнал голос Женьки. Теперь все будет хорошо. О собственной улыбке я скорей догадался, чем почувствовал. Потому что в этот момент плотину ощущений наконец прорвало, и нас затопило волной образов, звуков и ощущений. Какофония оглушала. Тело вернулось законному владельцу.
– Теперь все будет хорошо, друг, – повторил я. – Женька, она поможет.
Последнее, что я помню – отчетливый мазок длинного, шершавого языка по лицу. Острого, как мелкая наждачка.
Ощущение дежавю накатило сразу.
Я не в первый раз просыпался привязанным к кровати, и что-то мне подсказывало – не в последний. Возникло у меня такое нехорошее предчувствие. Оглянись я вокруг, и чувство тревоги унялось бы мгновенно. Вполне себе мирная картина: чистая палата, легкий полумрак, все белое и пахнет медикаментами. Если бы не кожаные ремни на щиколотках и запястьях – и вовсе было бы хорошо.
Но сознание включилось не сразу, и тело, еще не отошедшее от кошмаров длительного заточения, отказалось мириться с неволей. Первая реакция была вполне естественной – я начал вырываться. Даже у больного и раненого оборотня силы вдесятеро против человеческой. Особенно если обманутые чувства вопят, что тебя загнали в угол. Звери не любят клеток, цепей и ошейников. Это закон, который гонит новорожденных оборотней прочь из города. Бурлит в их крови жажда свободы, желание разорвать вяжущее по рукам и ногам чувство
