стопки документов, меня, как всегда, встречает сиротливая кружка с въевшимся налетом заварки на стенках. За компанию со своей не помытой чашкой прихватываю и ее. Я знаю, что он обязательно скажет мне: «Спасибо», – он всегда говорит так за добрые дела, а мне всегда это приятно слышать. Я тру губкой ее стенки, мылю и пеню, но заскорузлость темно-коричневой грязи упрямится и наотрез отказывается отчищаться, она уже вросла в белоснежный фарфор и стала неотъемлемой частью этой кружки.
Неожиданно ранний приход босса выбивает меня из привычной колеи. А его предложение пойти попить кофе в кабинете у Мироныча и там же покурить, тем более, дезориентирует окончательно. Сигаретный дым беззастенчиво заволакивает кабинет. Босс что-то вещает про постройку дачи, а я сижу, слушаю его и думаю совершенно о другом. «Босс, скажи, когда все это началось? Какой день, месяц можно считать точкой отсчета развала нашего отдела? Почему все пошло не так? Почему твое детище, которое ты выстраивал долгие годы, подбирая сотрудников, боролся с руководством за статус отдела, то, во что ты вложил столько сил, начало разваливаться? Почему когда-то, очень давно, наш отдел был как одна большая семья. Мы ездили отдыхать все вместе. Слаженно работали, помогая друг другу и поддерживая. Что произошло? Почему ты, человек, не терпящий подхалимства и лести, допускаешь, что ведущие партии исполняют те, кто лучше умеет прогибаться, кто устраивает выезды на охоту руководству; те, кто громче всех плачется на свою горькую судьбину и с упорством дятла стучит на своих коллег. ПОЧЕМУ?» На пороге возникает Мария. Мой маяк, мой спаситель от безумств этой жизни. Под благовидным предлогом обсуждения рабочих моментов я вместе с Машкой ухожу к себе, оставляя в кабинете сизые клубы дыма и неразрешенные вопросы.
Как обычно, ближе к десяти, в кабинет зашаркивает Алена Егоровна. Переодевшись, она куда-то устремляется, но через пять минут снова возникает уже с какой-то неопределенной тряпкой в руках. И тут начинается действо. В непонятной позе скрученного параличом ламантина, повернувшись к дверному проему пятой точкой, она начинает протирать высохшие и свежие следы от обуви сухой тряпкой. Мы с Машкой, замерев и боясь пошелохнуться, наблюдаем за ее движениями, поскольку за ней отродясь не водилось склонности к порядку и чистоте. Судя по тому, что она пытается произвести какие-то действия сухой тряпкой по почти сухим следам, сие деяние ей действительно в новинку. Как по волшебству, неслышно, около двери возникает пришедший ко мне сотрудник подразделения. Завидев эту картину, парень цепенеет, не в силах даже поздороваться. И тут наши с Машкой нервные системы и здравые рассудки дают сбой. Как две здоровые кобылы, мы начинаем истерично ржать. Аленушка испуганно подпрыгивает, бросая кокетливо-смущенный взгляд на пришедшего, а нам с Машкой достается взгляд, полный ненависти. Покраснев от притока крови к лицу, от физических упражнений и злобы, размахивая грязной тряпкой, Алена в спешке покидает наш кабинет. Действо закончено. Бурные аплодисменты, переходящие
