благоразумия делись неизвестно куда. Попросту растворились в музыке.
Ангел ступает по облакам,
Ангелы носят нимб… —
с легким вызовом пропел ясный голос, и Лина невольно улыбнулась, хотя нежно-проникновенная мелодия не наводила на мысли о юморе.
Белые перья, нежные крылья,
Взгляд неземной доброты…
И звенящий аккорд, взмывающий к небесам. И, словно вызванный звуками музыки, в воздухе мерцающей дымкой зависает голубовато светящийся силуэт с жемчужно-нежными крыльями.
По залу проносится восхищенный вздох. Осветитель сработал мастерски, сотворенный его рукой светлый ангел проникновенно-печальными глазами смотрел на толпу и, казалось, ступи к нему кто-то в эту минуту, позови – и он шагнет навстречу.
Ангелы так высоко в Небесах,
Не видно, зови не зови.
А мы все мечтаем увидеть их свет,
Мечтаем об их любви.
И если все кончено, холод в крови,
Проигран последний бой,
Тогда и увидишь посланца Небес,
Пришедшего за тобой.
Но ангельских крыльев покой и свет
Тебе не заменят того, чего нет,
Ведь жизнь и любовь, и долги, и враги,
Все это теперь у тебя позади…
А что впереди? Да хоть райский покой,
Тебе все равно не вернуться домой
Обратно с Небес, хоть моли, хоть рвись,
Тебе не вернуться в жизнь.
Гитара вдруг резко сменила ритм. В сдержанном рокоте струн бесследно растворилась печаль и проступило иное – вызов.
Строки накатывали штормовыми волнами:
А глупое сердце все рвется и ждет.
Надежда на помощь последней умрет!
Пресветлый, спаси, мне ведь рано, ей-богу,
В небесный чертог от родного порога!
Но ангел в жемчужном сиянии крыл
Лишь скажет: «Утешься, ведь честным ты был…
Утешься, что жизнь не зазря прожита!
Тебе открываются рая врата».
Другой утешения не говорит,
И взгляд его праведным гневом горит,
Но он преграждает дорогу злу.
Когда все черно и надежды нет,
Он выпишет в жизнь обратный билет,
Его настоящим ангелом я назову.
Мой… ангел…
Песня оборвалась резким аккордом, и чуть задыхающийся голос Лёша негромко повторил, уже в полной тишине:
– Мой… ангел.
И в наступившей тиши взглядов – любопытных, удивленных, растерянных – на ее коленях мягко замерцало голубоватое облачко, обернувшись розой. Пунцовой розой на длинном стебле, яркой и нарядной.
На вишнево-бархатных лепестках еще поблескивали капли воды.
Зал взорвался аплодисментами.
– Суууупер!
– А поцеловать?
– Давай, Лёш! Давай!
– Музыку! Музыку!
Лёш летуче улыбнулся и начал новую песню.
Лина
