нетрезвые, их не пускали, они затевали истерики, скандалы, грозились… Несколько раз видела англоговорящую семью иностранцев. Видимо, их быстро, за 1-2 недели, оформили. А я продолжала ходить.
Наслушалась там разных тяжёлых историй. Один из охранников был словоохотлив. Рассказал, к примеру, одну историю про бабушку, которая посещает внуков. Когда-то в этом же Доме Ребёнка она взяла на воспитание девочку. Девочка выросла и "пошла по кривой дорожке". Рожает детей, их не смотрит. Бабушке уже по состоянию здоровья не дают детей. И вот она ездит сюда.
Ещё он рассказал, как проходит кормление маленьких детей, которые ещё не умеют держать ложку. Детей в группе 7-10 человечков, а кормилиц – 2: воспитатель и няня. Они двоих кормят, а остальные сидят, ждут и наблюдают за процессом. Нет, дети не плачут, а только все одновременно поворачивают головки, следя за движением ложки.
Когда мы с Мариночкой гуляли на улице, из окон раздавался постоянный дружный плач.
А про мою Мариночку воспитательница рассказывала, что она такая активная: в ходунках обежит всю комнату и сбросит на пол всё, что в пределах её досягаемости. И чтобы за ней постоянно не прибирать, они привязывали ходунки к одному месту. (Боже! Как собачонку! Пишу и пла́чу!)
Знакомая женщина рассказывала, что, когда она со своим ребёнком лежала в детской больнице, там лежал мальчик из Дома Ребёнка. Ему няня сломала руку, когда переодевала. Какая мать сломает своему ребёнку руку, переодевая его? А здесь… Этот ребёнок в больнице всё время плакал. Женщины подходили, успокаивали его, но их призывали свои дети…
Моя!
На свидания с Мариночкой в Дом Ребёнка я ходила в общей сложности 4 месяца! Через 2 месяца мне позвонили и пригласили в Отдел Опеки: "Вам пришёл официальный отказ!" – и без объяснений повесили трубку. У меня "сердце оборвалось". Я ехала к ним, чуть не плакала.
Мне выдали письмо, в котором всего лишь значилось, что медицинская справка потеряла силу, и мне следует снова обойти всех врачей и все диспансеры. Они ещё и юмористки! – официальный отказ! – можно же так выразиться! Заодно, со мною вместе собрать мед. заключение должны были все члены моей семьи. (Грешным делом, всё же думаю, что "шоколадка" быстрее продвинула бы мои дела. Но, во-первых, у меня, пенсионерки, было не очень много средств, во-вторых, мне это тогда в голову не приходило.)
Справки мы быстро справили, а я продолжала ходить на свидания в Дом Ребёнка. Май, июнь. Наши прогулки уже проходили на улице. Я показывала ей цветущие яблони, вишни, травку, что-то объясняла, пела песенки. Марина слушала или не слушала – не знаю. Сама она всё время молчала. Очень часто я пела ей модный тогда рингтон: "Кис-кис-кис-киса, киса-кисуня, Мур-мур-мур-Мурка, Мурка- Манюуууня." Переиначивала: "Марин-Маринка, моя Марина, моя малышка, Мари-и-и-на."
С этой мелодией у нас получилась потом интересная история. Мода закончилась, мы её перестали петь. Однажды, года через 2 или 3 уже дома, я вспомнила и снова спела Марине эту незамысловатую песенку. И
