выстроенный быт? Может ли одна фраза, которой не придал бы значения, разрушить спокойствие утра? Наверное, нет, но трещина пошла. И небольшой, но тяжелый груз этого вопроса незаметно подкатывал к щиколотке ханым-эфенди.
Обшивочка начала слоиться прямо на глазах и Эмине-ханым это почувствовала даже сквозь зябкость и пока еще осязаемое спокойствие. В самые крепкие и прочные стены, которые могли столетиями защищать Константинополь, когда-то тоже попал один снаряд – фраза и надежная фортификация дали трещину. Да, ее можно залатать, закрыть, заштопать, не обращать внимания. Но вслед за этой чужой фразой уже полетели тысячи твоих слов, твоих мыслей с острыми шипами. И ты теперь палишь сам по себе, по своей крепости, а эту атаку так просто не отразить. Ведь мысли коварнее просто снарядов при завоевании Византии. Снаряды-мысли уже знают, где брешь и атакуют точно в это зияющее, проступающее место. Будто их притягивает теперь эта пробоина, даже если изначально их траектория полета была в совершенно другую сторону. Они не дают возможности оперативно закрыть дыру, подставить наспех сколоченный щит. Так просто с этим не справиться. Мысли опаснее янычар, изворотливее, вертлявее, громче. Они звенят бубенцами, набираются сил и снова летят в твой бок. И вот уже на твоем укреплении симпатичный узор из мелких трещин. Можно даже успеть насладиться этой прелестью разветвлений контрастных трещин, но за этой красотой скрывается угроза скорого падения. Оно неизбежно.
Если мы когда-то встретимся с вами в Стамбуле, и я буду рассказывать его историю, то обязательно упомяну, что в стенах Айя-Софии при строительстве использовали особый материал со дна мраморного моря. Это был раствор типа нашего цемента, на основе смеси песка и стертых почти в порошок крупиц ракушек. В этих крупицах много кальция, который обладает регенерирующими свойствами. Поэтому все мелкие трещинки этого собора затягиваются сами, испаряются подобно воде на солнце. Они способны восстановить свои стены самостоятельно. Говорят, это дало возможность простоять величественной и прочной Айя-Софии почти пятнадцать веков и пережить все землетрясения, коих в этих местах немало.
Но где было взять этот ракушечник Эмине-ханым? Хотя бы горсть, хотя бы жменьку, хотя бы унцию. У каждого этот раствор свой, созданный по уникальному, подходящему только вам рецепту. Но в собор его заложили изначально умные архитекторы, а ты не архитектор, у тебя просто броня, созданная твоими же неумелыми руками. И ты точно знаешь все уязвимые и слабые места, те места, на которых трещины образуются гораздо проще, а с них все и начинается. У тебя просто грубая кирпичная кладка воспоминаний, а не мраморные глыбы с колоннами, перемазанные цементом веков. Эмине-ханым поднялась из-за стола, оставив чашку с предсказанием, и направилась в свою кальянную, перейдя небольшую улицу, по которой уже начали свои прогулки первые обитатели острова. Нет, ничего они не заметили, никаких осад или трещин. Никакие осады им не мерещились. На острове, как и всегда, было спокойно. Но Эмине-ханым ощущала, будто
