меня стоит страховщик, который ждёт, что я встану и пойду с ним обедать. – Ты чего не встаёшь? Решил себе устроить тихий час?
Я начинаю потихоньку подниматься с надувной подушки, но резкая боль в спине не даёт мне это сделать так же резво, как обычно. К этому времени с четвертого этажа, где велись съемки, спустилась почти вся группа. В ушах пищит ультразвук, но сквозь него я слышу смешавшиеся голоса. Они убеждают меня, что я жив. Конечно, я бы не стал умирать с крашенными волосами.
– У тебя, кажется, кровь, – всё та же девушка-пиротехник снова судорожно снимает с меня рубашку. – Скорую уже вызывали.
– Ты шутишь надо мной? Она же искусственная, ты меня сама обвесила какими-то пакетами…
Темнота.
Среда
Резко настал следующий день. Я снова ехал на работу в скрипящем вагоне, периодически вытирая со лба холодный пот. Мне не удавалось ничего вспомнить. Голова гудела, и становилось дурно. Никогда не страдал от похмелья, но, кажется, так оно и выглядит. Только не хотелось пить.
Закрыв глаза лежа на надувной страховке, я не думал, что открою их снова только утром у себя в постели. Это похоже на сон без сновидений, когда ты просыпаешься уставшим, будто бы и не спал вовсе, а только разок моргнул. Я не помню, как оказался дома, как разделся, лёг спать, как чистил зубы, как выключил свет. Я никогда не завожу будильник. В 7 утра тиканье часов и журчанье воды в трубах становятся невыносимо громкими, а подушка – свинцовой, и я невольно просыпаюсь. Если день солнечный, я могу даже не смотреть на время, достаточно посчитать, на сколько этажей панельного дома напротив падает тень. Одиночество развивает наблюдательность.
На съемочной площадке было непривычно темно, когда я туда приехал в начале рабочего дня. Светодиоды под потолком не горели, и после того, как за моей спиной закрылись двери лифта, только окно вдалеке освещало мне путь. Некоторые зоны устроены так, что на них не попадёт естественный свет: гараж, бар, японский ресторан с огромным аквариумом, откуда выловили всех крабов, – те места, где герой вёл свою тайную жизнь, днём прикрываясь маской офисного душнилы. Повсюду на этих зонах теперь были разбросаны коробки с реквизитом. Шагая через них, я пытался найти в городе-призраке хоть одного человека. Возле того самого офисного окна, откуда день назад я совершал прыжок, против света стоял режиссер, его лицо я не сразу разглядел, но по силуэту и шапке седых кудрей узнать его не составило труда.
– Александр, а мы, это самое, вас и не ждали так скоро. Как здоровьице? – в его голосе слышалось заискивание.
– Не хуже, чем обычно.
– Вы не шутите? Вчера вас увозили на скорой с болевым шоком, нам сказали, что вы испытали серьёзное поражение нервной системы, – мне с трудом в это верилось, но я не нашелся, чем возразить, потому что сам ничего не помнил.
– Куда все пропали? Почему никого нет?
– Вчера была последняя смена. Сериал закончился. Какой может
