терять себя. Перестал видеть своё лицо в зеркале, потерял друзей, или мне казалось, что они ими были, ведь настоящий друг никогда не уйдёт, если тебе будет плохо, захочется умереть или когда все твои ориентиры утратили смысл? Я же прав?
Астра кивнула. Она не смотрела на меня. Она превратилась в слух.
– Здесь была и моя вина. Я возгордился собой. Хотел стать лучшим, чтобы мной восхищались, ставили в пример. Но я этому не соответствовал. Маска той жизни, к которой я стремился и толкали меня мои родители, играя на тщеславии и гордыни, ужасна. Омерзительна. Когда я это осознал, начал рисовать. Это был какой-то урок. Я не мог ни о чём думать. Меня это так поразило, что не было возможности оторваться. Я так увлёкся, что не заметил, как около меня оказался учитель. Он так долго звал меня к доске, что решил подойти вплотную, посмотреть, чем же я так увлёкся. Вдруг это его предмет. Когда он увидел, что я рисовал, это вызвало такой гнев, что я чуть со стула не упал. Он был так возмущён и огорчён, всё повторял: ты же хочешь быть прокурором, как ты можешь заниматься такой ерундой, нужно учиться, перестать отвлекаться, стать ещё более усердным и старательным. Ты бы видела его лицо, когда я ему сказал, что больше не хочу быть прокурором. Скорей всего, для него это стало не просто неожиданностью, а ударом. А это был мой учитель. Что же станет с моим отцом. Эта мысль мелькнула у меня, но это перестало казаться важным. Мой учитель попросил меня повторить. Встав из-за парты, я громко и чётко всем сообщил, что не буду прокурором. Одноклассники стали шептаться, мои приятели крутили пальцем у виска, уговаривали, чтобы я сел и замолчал. Но я не мог. Лимит был превышен. Я стоял, засунув руки в карманы, и видел пустоту. Может быть, я заглянул внутрь себя, не буду отрицать. Помню ещё, как учитель начал нервно смеяться. Затем он спросил: «Кем же ты тогда будешь?». Я не знал, что ответить. Но он продолжал настаивать. Бросив свой взгляд на тетрадь, которая была разрисована скорей моим состоянием души, чем мной, я сказал, что художником. Тогда нервный смех превратился в хохот. Ребята поддержали. Им это казалось комичным, что, возможно, я выжил из ума или просто подшучиваю над нашим учителем. Учитель, сказав мне садиться, поблагодарил. Он так давно не смеялся, что теперь даже рад. Сказал, чтобы выбросил все эти глупости из головы, которые я ему только что сказал, и принялся за работу. Обещал, что даст время мне немного одуматься, успокоиться, отдохнуть. Но я твёрдо стоял на своём. В этот же день классный руководитель вызвал моих родителей. Они долго разговаривали в кабинете. Когда беседа окончилась, мама вышла встревоженная, ошеломлённая, а отец поникший. Видно было, что их мир рушится. Остальное как в тумане. Я как-то оказался у психолога. Он пытался со мной говорить, убеждал, что я устал, что я перегорел, но не слышал, когда я ему говорил, что мне не нравится то, чем приходится заниматься, что я передумал. После этого всё как-то пошло по наклонной. Меня водили к разным специалистам, старались поговорить, заставить, угрожать, но бес толку. Не знаю, откуда взялась у меня такая решимость, но я стоял на своём. Сам себе поражаюсь. Так я и стал одинок.
Я устал говорить. Когда я
