и не можешь ничего объяснить? Такой тарабарщины я в своей длинной жизни ещё не слыхал!
– Да, пожалуй, хватит, – сказала Сова к великой радости Александра.
– Ты понял, почему не можешь правильно прочитать? – продолжала Сова. – Или пусть лучше Наимудрейший переведёт тебе наши стихотворения?
– Пожалуйста, ваши стихотворения, если можно, – отвечал Александр так подавленно, что Сова только махнула крыльями.
– О вкусах не спорят, – заметила она обиженно. – Расскажи ему о вашей еде, старина.
Наимудрейший глубоко вздохнул и издавая треск, прочитал звериный стих:
Морские водоросли я люблю,
Сияет их листва зелёной густотой,
Их добывая, панцирем скрипим,
Перебираясь мы на берег вразнобой.
Еда всегда для нашей жизни смысл,
Хоть говорим обратное мы все.
Ну, а поев, мы видим в синеве,
Как безмятежно рыбы плавают в реке.
Еду люблю я сердцу вопреки!
Прошу капусты от тоски.
Я не забуду никогда
Дары природы для себя.
Добыв еду живу я гордо,
Ползу по берегу с довольной мордой!
Ведь выжил я, и я поел:
Я весел, горд и очень смел.
– Повтори ещё! – сказала Сова.
Наимудрейший открыл было рот, но в эту минуту Сова вдруг опомнилась:
– Изгнание!
– Что, опять Азалия? – спросила Черепаха.
– Полетели! – сказала Сова, схватив Александра за плечи, так и не послушав стихотворение ещё раз.
– А кого изгоняют? – спросил, задыхаясь от ветра в лицо, Александр.
Но Сова только повторяла:
– Летим! Летим!
И прибавила скорость.
А ветер с водоёма доносил слова:
Любимая,
Любимая еда!
Они звучали всё тише и тише, пока Александра не унесли в полёте достаточно далеко.
Глава 7. Суд
Азалия и мэр сидели за большим столом большого зала мэрии. Зал был просторный. Стены отделаны белым мрамором. Остальные присутствующие в зале сидели на мебели бежевого цвета и, кому не хватило мест, сидели на стульях из красного дерева. Самые низкие социальные слои просто толпились вокруг, просматривая каждую деталь обстановки и событий. Перед столом стоял в наручниках мужчина, что был с чертежами в тубусе. Возле мэра вертелся Максим – в одной руке он держал тубус, а в другой какие-то бумаги. Посередине стоял ещё один стол, поменьше, а на нём – фарфоровая посуда с печеньем и сладостями. Вид у них был такой аппетитный, что у Александра забурчало в животе.
«Скорее бы уже закончили эти разборки, – подумал он, – и подали поесть».
Особых надежд на это, однако, не было, и он начал осматриваться вокруг, чтобы как-то скоротать это время.
Раньше
