это подтвердит.
– Я просто терпеть не могу, когда от меня что-то требуют, всегда стараюсь сделать все по-своему, – откинувшись на спинку диванчика, отвечает Вебер, поглядывая на Марго из-под полуопущенных длинных, словно у женщины, ресниц. – Я, честно говоря, не помню, что делал. Скорее всего, был дома. Мисс Бланш у меня не живёт, поэтому вряд ли подтвердит – мы не слишком часто встречаемся. Хотя, да. Вспомнил. Во время скандала с Джонс я был в отъезде по делам.
– Скандал и ночь убийства – разные временные промежутки, – возражает Маргарита, внимательно слушая внезапное откровение и недоумевая, как так вышло, что еще утром она была готова перегрызть ему глотку, а теперь они сидят рядом и почти мирно беседуют. – Ее убили через четыре дня после того, как выяснились столь… пикантные подробности ее личной жизни. Или вы ходите сказать, что все это время отсутствовали в городе?
– Да нет. Я ездил на три дня. Нужно было кое-что уладить, – лениво отвечает Вебер. – Джонс была очень хорошей учительницей, любящей свою работу. Ее смерть – потеря для школы.
– И надо полагать, вы были совершенно не против ее предпочтений в плане мужчин, когда всплыли те фотоснимки. Неужели вы, в самом деле, были готовы встать на ее защиту перед толпой недовольных родителей? – Марго впивается взглядом в совершенно спокойное лицо Карстена, ожидая ответа.
– В моей школе учатся разные дети. Разных этносов и цвета кожи. Предпочтения учителей – их личное дело. Джонс никого не развращала, не совращала и не была потаскухой, – жёстко отвечает Вебер, сжимая в кулаки руки в бежевых перчатках. – Американцам не мешает напомнить, к чему приводит идеология, при которой одних людей считают выше других. Война закончилась всего десять лет назад, а ее урок так и не усвоен.
«Звучит красиво, но так ли он считает на самом деле…»
– Кто-то незаинтересованный может подтвердить ваше алиби на ночи убийств миссис Уокер и мисс Джонс? – выдыхает она, сделав последний глоток. Хочется спросить и про сцену с увольнением, но Марго заставляет себя молчать.
– Это вряд ли. Никогда не задумывался о таких вещах.
«Сам роет себе могилу…» – устало думает Маргарита, вглядываясь в кофейную гущу на дне чашки.
«Ты что, его оправдываешь?!» – звучит вдруг внутренний голос. Марго осекается, чуть трясёт головой, словно бы пытаясь согнать морок и странные мысли, отчего копна темных кудрей забавно дергается, следуя за ее лицом.
– У меня есть ещё один вопрос, мистер Вебер, – тихо говорит Маргарита. – Достаточно важный, но я прекрасно понимаю, что если его задам, то отвечать без раскрытия имени информатора вы откажетесь. Если я его назову, вы можете дать мне слово, что наш разговор никак не повлияет и не отразится на этом человеке и вашем к нему отношении, и все не выйдет так, как с сотрудниками ресторана?
– Донна, я дал разрешение ВСЕМ сотрудникам театра разговаривать сегодня с вами, – лениво улыбается Вебер и машинально потянувшись, убирает с молодой женщины лица выбившуюся
