не почуешь.
Налетел ветерок, дохнул тиной. Влада потрясла «зиппу» и сунула ее в карман камуфляжной куртки, нащупала там же китайскую зажигалку. Прикурила, закрывая огонек рукой, и сощурилась.
Заскучав, в вольере лаяли охотничьи псы, родезийские риджбеки – видимо, почуяли хамелеона. Влада взяла автомат, прислоненный к двери, дошла по настилу до ограды из бревен, открыла обзорное окно: лес, поскрипывают сосны, стонет то ли птица, то ли порождение Сектора. Сегодня на хамелеона не ходили – нестабильно, да и контейнеры со вчерашними железами еще не сплавили – опасно, от «крота» из МАС поступили сведения, что готовится облава и лучше носа из поселка не высовывать. Сюда вряд ли рискнут послать людей – поди доберись. Если твари не сожрут или в искажение не вляпаешься – увязнешь в болоте, не зная троп. Хорошее место, надежное.
Девушка вернулась на порог, села. Перед закатом почему-то всегда звуки становятся отчетливыми. Отец с Циклопом еле слышно бормочут, в соседней хижине игроки щелкают костяшками домино.
Влада просто не могла отпустить в Сектор отца одного – он слишком увлекающийся и доверчивый, да к тому же боец никакой. Но вообще кисло тут живется; если по Сектору не бродить, с ума сойти можно. Поначалу она страдала от скуки и отбивалась от назойливых поклонников – на двенадцать мужиков всего три бабы, из них незамужняя только она, да еще молодая, симпатичная. Пришлось объяснять им по-мужски. Силу следопыты, охотники и проводники, населяющие лагерь, уважали, и вскоре признали в дочери Фиделя равную. Точнее, равного, даже Владиком ласково стали называть.
Докурив, она сунула сигарету в переполненную консервную банку, похожую на ежа из-за торчащих во все стороны бычков, и потянулась. Сегодня ее дежурство. Еще одно скучное дежурство и бессонная ночь. Спасибо хоть похолодало и комары не заедают.
Зазвонил колокольчик с той стороны ворот. Влада вскинула автомат, прислушалась: условленных четыре раза – значит, свои. Она кивнула высунувшемуся из хижины отцу и на цыпочках пошла открывать. Вернее, сначала посмотреть, кто пожаловал, а открывать потом – мало ли… Подошвы тихо постукивали по доскам – настилами была покрыта заболоченная земля почти по всему лагерю.
У ворот стоял, беспрестанно оглядываясь, Леший, дозорный из «гнезда». Лицо его покраснело – бежал от кого-то, что ли? Влада потянула за рычаг – щеколда заскрежетала, щелкнула, и Леший просочился на территорию лагеря, едва меж створок появилась щель. Отстранив Владу, он зашагал по доскам, соединяющим все дома, к ее отцу.
– Фидель, велели передать. Срочно. – Дозорный достал из нагрудного кармана сложенную вдвое половину тетрадного листа. – Проводник один, Заноза, сказал, что встретил второго проводника, Кузьмича. – Леший шумно почесал в затылке. – Тот второй, который это написал, ведет сюда группу. Нарочно медленно ведет, чтобы товарищ его добежать до нас успел и передать. Вот Заноза и передал.
Влада покосилась на отца. Тот взглянул на листок непонимающе, развернул его и принялся читать.
