«глиста в очках», «кобра очкастая» – эти прозвища получила я от издевавшихся надо мной одноклассников. Они устроили мне настоящую травлю: придумывали обидные шутки, дразнилки, обливали тетради и школьную форму чернилами, приклеивали на спину бумажки с оскорблениями, а после уроков, по пути домой, старались толкнуть в глубокий сугроб или пробежаться рядом по лужам, дабы обрызгать грязью мою одежду.
Неправда, что все дети безгрешны: звериным нюхом чуя всех, кто на них непохож, они изгоняют чужака из стаи.
Учительница же не только не наказывала моих мучителей, но и сама смеялась вместе с ними, негласно разрешая унижать любого, кто от них отличался. Я же была «белой вороной», по её понятиям, практически врагом народа – ребёнком из интеллигентной семьи, «с чуждым для социалистического трудового общества» менталитетом, мировоззрением и воспитанием. В этом она была непоколебимо уверена, поскольку ещё «великий пролетарский» вождь когда-то, на заре советской власти, заявлял: «Интеллигенция – это не мозг нации, а г… но».
И для «широких народных масс» интеллигенция на долгие годы осталась «гнилой», «вшивой»; «надклассово чуждым» интеллигентом в шляпе, который «ещё и очки нацепил», и «рук замарать боится», всегда возвышался мускулистый революционный гегемон – «хозяин страны» в кепке набекрень, с «мозолистыми» ладонями, папироской в зубах, гордо и презрительно сплёвывающий сквозь зубы: «Мы академий ваших не кончали!».
Дети же «гегемона» – малолетние «Шариковы» – не знали другого способа возвыситься, как издеваться над теми, кто слабее, по принципу «уж мы душили их, душили».
Узнав однажды, что после уроков вместо сбора металлолома я собираюсь на занятия в музыкальную школу, учительница поставила меня лицом перед классом и отчитала:
– Дети! Смотрите! Она не хочет приносить пользу обществу, не хочет собирать металлолом, необходимый нашей стране для победы над американским империализмом! Она на скрипке пиликает! Интеллихэнтка… Ручки замарать боится! А ну-ка расскажи, чему тебя в музыкалке той учат – ножки задирать?
Сколько же, мягко говоря, «навоза» было в голове у этой женщины, способной тоннами вываливать его на голову восьмилетнего ребёнка!
Выражение «пиликать в музыкалке, ножки задирать» стало своеобразным школьным, как сейчас говорят, «мемом». Теперь, завидев меня, мучители всем стадом орали: «Кыш отседа – пиликать, ножки задирать!»
На переменах я старалась спрятаться в какой-нибудь угол, надеясь, что никто меня там не увидит, или отсидеться на другом этаже, в гардеробе… Не было надежды и на то, что я буду в безопасности хотя бы во время урока. Ибо каждый урок превращался в ад.
Из-за врождённой стеснительности, даже зная правильные ответы, на вопросы учителя я не отвечала, понимая: стоит открыть рот, как все обязательно будут надо мной смеяться. Что бы я ни делала, всё вызывало злобный смех. Однажды я спросила мальчиков, почему они не оставят меня в покое. Ответ сопровождался
