так, как ты, и может в глаза сказать о том, что накипело, не ища предлогов, чтобы увильнуть от не всегда удобного разговора.
Дореми я доверяю безоговорочно. Поэтому о своих долговременных планах или сиюминутных желаниях сообщаю по мере их созревания…
Теперь, стоя уже с уличной стороны дверей общежития, я позвонила ему и сказала, что ночевать дома не могу.
– Что-то случилось? – спросил Дореми.
– Там кошмар… Расскажу, когда приеду! Чего-нибудь выпить есть? – упавшим голосом прошептала я.
– Весь бар в твоём распоряжении! – ответил Дореми.
Из дневника Евы:
23 апреля 2000.
Воскресенье.
Кто придумал этот Одиго?
Одни придурки в сети!!!
Таська, не будь такой занудой, выпроси у отца новый комп на день рождения!
Пятнадцать лет – это вам не шуточки…
Мама подарила мне платье, настоящее американское от Victoria's Secret!
Такое нежное, кремовое, с мелкими розовыми цветочками!!!
Там пятнадцать перламутровых пуговиц сбоку для красоты…
УРА!!!
Глава 6
Что сказал покойник
– Такая тупость! Представь, самое первое, что пришло мне в голову, когда я увидела его, лежащего на полу с широко открытыми удивлёнными глазами: «А где ботинки?»
– Ботинки? – переспросил Дореми.
– Ну да! Обувь всегда предаёт хозяина.
Я перевела взгляд на свои чёрные «лодочки» и, посмотрев на них с лёгким осуждением, продолжила:
– Она, эта обувь, буквально соскальзывает с ног, типа: «Я тут ни при чём!» Однажды, правда издалека, я увидела сбитую на перекрёстке молодую девушку… Объясни, как длинный сапог, застёгнутый на молнию, мог оказаться метрах в пяти-семи от тела?
– Никогда не думал о таких вещах… Наверное, и не видел ничего подобного! Слава Богу! – ответил Дореми.
В этот момент мне показалось, что мысли Дориана были далеко-далеко и отвечает он скорее на автомате, поглощённый своими какими-то невесёлыми раздумьями.
– Так что он сказал? – спросил Дореми всё так же рассеянно и сел рядом.
– Что сказал? А он сказал, что «теперь нить оборвалась!» – повторила я слова бывшего жильца нашего университетского общежития.
Дориан, помолчав какое-то время, встал, молча открыл шкаф, достал бутылку коньяка. Затем принёс пузатые фужеры и так же молча налил. Немного подержав в руке и взболтав янтарную жидкость, он выпил, пребывая всё в той же задумчивости.
Я взяла деревянную зубочистку и, проткнув ею маслину, но так, чтобы она не торчала острым кончиком с другой стороны, отправила маслину в рот.
– Не понимаю, как ты можешь есть оливки! – изумилась я, когда заметила, что баночка Дореми почти опустела, в то время как моя с маслинами была ещё полнёхонька!
Мы почти приговорили
