повсюду славили ее храбрость и находчивость и хвалили ее стремление остаться верной графу Ангулемскому, так что Изабелла совсем развеселилась, очень приободрилась и в конце концов заявила, что хочет сама участвовать в битве за отцовский замок.
И вот как поется об этом в жесте «Деяния сеньоров де Монтиньяк»:
Граф Ангулемский Изабеллу славит,
Ей чашу пенного вина подносит,
Учтиво на ковер ее сажает,
Ей обещает помощь и защиту.
Так говорит отважная девица:
«Вы хвалите меня, мессир, напрасно.
Глаза мои пестры, вы говорите?
Они красивы, но они и зорки!
Моей руки вас белизна пленяет?
Да, руки белы, но они и крепки!
Мой гибкий стан в вас вызывает трепет?
Клянусь – снесет он латы и кольчугу!
С мечом в руке хочу, как рыцарь, биться,
Добыть себе и честь, и достоянье!
Аой!»
Таким вот чередом шла осада. Ров постепенно заполнялся землей и ветками, да не в одном месте, а сразу в двух, и уже готовились плетеные настилы, дабы накрыть ими рыхлую, свежезасыпанную почву. Для Злой Громыхалки спешно возводилась башня, так что машина в решающий миг могла быть поднята вровень по стеной.
Девица Изабелла в шлеме и короткой кольчуге, которая была ей широковата и все время сползала на плечо, повсюду разъезжала, держась возле сеньора Вульгрина, и, кажется, впрямь намеревалась участвовать в штурме собственного замка.
Что касается Жерара, то ему приходилось несладко. Выдержать длительную осаду Монтиньяк был не в состоянии: ни съестных припасов, ни воды, ни достаточного количества стрел и камней для машин в замке заготовлено не было. Впрочем, о долгой осаде речи и не шло: в намерения Вульгрина также не входило тратить под Монтаньяком много времени, и он собирался взять замок штурмом, как только приготовления к тому будут закончены.
Сенешаль Потерянный Грош честил Жерара на чем свет стоит, обвиняя сеньора Блаи в том, что он сделался причиною безумия молодой госпожи. «Виданое ли это дело, – хрипло надрывался старик, – чтобы юная девица вместо того, чтобы помышлять о замужестве, о разных женских рукоделиях и попечениях, носилась по полю на коне, в смехотворном доспехе, на потеху добрым рыцарям и звероподобному мужичью? Не иначе, как лишилась она рассудка!»
Несправедливое это обвинение, выкликаемое сенешалем на разные лады, навело Жерара на здравую мысль заключить старика под стражу, ибо тот, неровен час, мог сговориться с копейщиками из Монтиньяка и попросту открыть Вульгрину ворота замка.
Так сеньор де Блая и поступил: сенешаля, заковав в цепи, заперли на крепкие засовы в башне; своим же людям Жерар строго наказал приглядывать за местными, ибо повсюду вдруг стала мерещиться ему измена.
Злое дело! Минуло уже восемь дней с тех пор, как Жерар явился в замок. Мужланы, работавшие при осаде, что ни час, то злобились и норовили тайно уйти домой, к своим полям, –
