style="font-size:15px;"> –Четыре недели, мы сами узнали об этом позавчера и не хотели говорить тебе, пока не придумали бы как. – Аня прихватывает зубами нижнюю губу и начинает расковыривать своими обкусанными ногтями одну из прожжённых дырок в клеенке.
– Ты еще вполне можешь сделать аборт. – Мать пожимает плечами, наконец-то оставляя полотенце в покое, и кладет его на столешницу для готовки, находящуюся рядом с плитой.
– Но я не хочу делать аборт. – Голос главной героини звучит возмущенно, вызывающе.
В её голосе слышаться отголоски удивления и обиды, будто бы её заставляют делать что-то, по настоящему плохое.
– Вы себя то содержать не можете, а собрались ребенка! Объясни мне, как и на что вы будете жить? На зарплату этого дизайнеришки? – То, с каким осуждающим видом мать смотрит на девушку, заставляет Аню подняться, и швырнуть нож, которым она до того нарезала лук, к мелко порубленной трухе, получившейся на выходе.
– Я была о тебе лучшего мнения! – Девушка психует, голос её громкий, четкий, не признающий пререканий. – Собирайся. Мы уходим! – Это звучит уже в сторону коридора, откуда слышится недоуменное «Зачем?», но остановить Аню не получается.
Она выходит из кухни, подхватывает свои черные угги, сгоняя сидящего на них кота, подхватывает пальто, все так же лежащее на стуле, и выходит на лестничную площадку в одних носках.
Мы не слышим криков матери, или окликов молодого человека, не потому что их не включили, а потому что их нет.
Дверь из черного металла хлопает, оставляя героиню с другой стороны.
Хороший фильм должен показывать нам чувства героев при помощи отличительных черт.
Как эта штука про «синие занавески», где иногда, в произведении какого-то автора, возникают синие занавески, которые все трактуют по своему. Но иногда синие занавески – лишь синие занавески, и здесь, внешний лоск двери, черные угги, черная куртка – лишь черная куртка.
Да и мне не нужно, чтобы мне подсказывали её чувства, в отличии от остальных зрителей, я и без того догадываюсь о них. Иногда достаточно пережить подобное событие, чтобы полностью сочувствовать какому-то герою в фильме.
Правда Аню мне абсолютно не жаль. Но это не значит, что я её не понимаю.
– Ты не хочешь объяснить мне, что за внезапный приступ истерики только что был? – Теперь ребята стоят в лифте, где Женя пытается завязать свои скользкие шнурки, предварительно обмотав их вокруг лодыжки, потому что иначе они слишком длинные.
Я понимающе усмехаюсь.
– Я не хочу об этом говорить. – Голос девушки звучит неприязненно и слегка истерично, на словах «не хочу» она делает ударение, выделяя их среди всего остального предложения. Потому они звучат отрывисто, выделяясь на фоне блеклого «говорить».
– Не кипятись. – Женя, успокаивающе проводит по её предплечью и оставляет свою ладонь лежать там, пока Аня не дергает плечом и не скидывает её вниз и его рука виснет безжизненной плетью.
