с серёжками-шариками.
– Так, вообще, бывает, – объясняла она. – В 1755 году в Португалии, вообще, сто тысяч человек погибли. Представляешь. А там эпицентр, вообще, в океане был.
Она что издевается? Какое ей дело до какой-то там Португалии? Сегодня я понимаю, что с её стороны это всего лишь защитная реакция. Другие пытаются забыть, стереть из памяти, а она наоборот хранит, анализирует, сравнивает, приуменьшая значимость произошедшего. Тогда я ничего не понял, только спросил:
– Ты теперь всегда так говорить будешь?
– Как так?
– Вообще, так говорить, вообще, – передразнил я.
– Ладно, не буду.
– Говори, как хочешь!
– Мы теперь только вдвоём, да? – спросил я.
– Почти, – вздохнула Таня, кивнув на заброшенный фонтан. Вокруг каменной чаши носился жёлтый клетчатый шарик с растрёпанной шевелюрой. Шарик звался тётей Мартой, передвигался на толстых, обтянутых коричневыми чулками, ногах и отличался удивительной рассеянностью.
– Сама же время перепутала! – покачала головой сестра. – Бегает теперь, суетится. Чего волнуется? Всё равно раньше пришли.
Я перевёл взгляд на мелькавшую передо мной тётю. Никогда не думал, что человек может быть таким круглым. Мысли у меня потекли совсем не в ту сторону. Я размышлял, не носит ли она специальную одежду, чтобы добиться подобной формы. Я представил себе круглый каркас, скрытый под пальто, и засмеялся.
Можно подумать, что я был чёрствым и бездушным мальчиком, и смерть родителей не потрясла меня. Это не так. Я действительно почти не плакал. Если только в самом начале. Потом мной овладела застрявшая внутри апатия. Мне ничего не хотелось, я жил словно слепо выполняющий приказы раб. Мне говорили сесть, я садился. Просили встать – я вставал. При этом в голову лезли разные странные мысли. И тогда я смеялся. Таня утверждала, что истерически.
– Плохо, что ты не плачешь, – твердила она. – Если долго держать в себе, то в конце-концов взорвёшься. Иногда мне хочется тебя отлупить, чтобы заставить зареветь, чтобы вышла наружу эта чёрная гадость.
Вот и в тот раз, в сквере, сестра посмотрела на меня сердито, поджала губы и процедила:
– Перестань! Ты похож на психа.
Я перестал смеяться и отвернулся. Пустота. Чёрная дыра внутри. Сквозь неё дует ветер, холодный и пронизывающий. Холодно. А у Тани юбка короткая и ноги голые.
– Замёрзла?
– Нет, а ты?
– Немножко.
– Пойдём в вокзал, там теплей, – предложила сестра. – Попроси тётю.
– Может ты?
– Боишься?
– Чуть-чуть.
– Если всегда будешь бояться, то ничего в жизни не добьёшься. Забьёшься в угол и станешь трястись от страха. Так и умрёшь в этом углу от голода.
– Почему от голода? – не понял я.
– Попросить побоишься или выйти не сможешь.
Опять издевается. Тётя тем временем остановилась, и
