в шестьдесят седьмом году на московском турнире было платье, на которое мама посадила «бриллиантики» – стразы в лапочках. И на первой же поддержке эти «бриллиантики» мне порвали единственные колготки. Дальше я прокатала всю программу в порванных колготках. Сразу две дырки на ногах. Я выступаю и чувствую, как ползут по ноге, спускаются петли. Потом я всю ночь их поднимала и зашивала крючочком. На следующий день полагалось выйти в показательных выступлениях, и если не заштопаю колготки, надеть нечего! Конечно, все эти «бриллиантики» тут же были сняты.
Когда мы после первого дня заняли третье место, я впервые увидела, что Жук сам немножко растерялся. Уланов говорит: «Знаете, Станислав Алексеевич, я так устал, может быть, мы завтра не будем тренироваться, а будет только разминка?» Это мы про себя его Стасом звали, а в личном общении – только Станислав Алексеевич. И вдруг Жук отвечает: «Хорошо, отдыхайте». Для меня, для моих мышц не тренироваться – это смерти подобно!
Перед тем как мы вышли с произвольной программой, я смотрела, как другие катаются. А Вячеслав Зайцев меня ошарашил: «Ира, представляешь, сейчас весь Советский Союз будет на тебя смотреть!»
Я считалась ослабленным ребенком, и меня мама пичкала фруктами и витаминами, а так как фруктов было мало – какие в Москве зимой фрукты, – мне ежедневно скармливали клюкву, которую я терпеть не могла. Один раз я ела эту клюкву в сахарной пудре – одну ягоду кладу в рот, а на вторую нажимаю и ею пуляю в стенку. Стена была меловая, тогда не везде клеили обои, и я, естественно, ее попортила. Чтобы оставшееся от меня позорище как-то прикрыть, папа купил громадную карту Советского Союза с полезными ископаемыми и повесил ее на эту стену, скрыв пятна от клюквы, а за следы расстрела сильно меня не наказали. Мне было не больше пяти лет. Не очень еще соображала. Карта провисела у нас очень долго. Продолжение этой истории следующее. Есть я никогда не хотела, и когда меня кормили, наблюдала за мухами, которые садились и ползали по всем этим полезным ископаемым. Я как никто из моих ровесников изучила карту Советского Союза.
Почему я об этом вспомнила? После слов Зайцева я сразу представила: здесь Кольский полуостров, там свисает Камчатка со всеми островами, а тут Уральская гряда. То есть я представила себе не аудиторию, а географию. На произвольное катание я вышла неразмятая, не тренированная, немая от ужаса, что я соревнуюсь с теми, кто еще совсем недавно на Олимпийских играх стоял на пьедестале почета. «Как я среди них тут затесалась?» – подумала я, качаясь от кошмара, представляя себе всю громаду не нарисованной, а реальной карты. Что в итоге получилось… Легче сосчитать, что я сделала, чем то, чего не сделала. Падений не было, но была сплошная «грязь». Более «грязного» катания я еще не устраивала. Есть такое английское слово «гарбич» – помойка. Это было не катание, а сплошная помойка. Мы вышли со льда, стоим перед Жуком. Он нам говорит: «Ну спасибо, поздравили вы меня с днем рождения». С того дня я на всю жизнь запомнила дату его
