союз! Но, а что касаемо пристава, обида пройдет. Свыклися, не первый тычок. В гавани все чаще и чаще пристают корабли, даже иногда в октябре. Кое и когда понаведатися в штат не грешно; да уж; поработал – доход. Шланты!.. Но и было, подчас выгорбишь серебряный, талер. Мелочь, по великому счету… Двойственное; как для кого.
Лай, сызнова, – отметил мужик. Что он разоряется, Койра? Може бы, вернуться назад? – нойко, на душе. Да и пусть; нече занапрасно тревожитися. Ну-ка споём.
– Эге-ге-гей, Настасьица… Вестимое, так. – Чуточку встревоженный, Парка оглянулся на двор, с тем недоуменно похмыкал, и, забравшись в челнок затянул слышанную давече песню. На душе полегчало. Венха, миновав портомоенку беззвучно сплыла к низкому, с горбиной мыску.
Зримее рыбацкая клеть; дальше, за домушкою старосты – морская протока, в русичах словет: Калганица. Так же называют деревню, селище – Калинкину весь.
Позже, на обратном пути до дому белынь поразвеется, кружение чаек выдаст на морском берегу признаки утопленных вглубь рыболовецких сетей, Воина – пришлец, захребетник Деевых, по сути бездомный, да Фоки Негодяева младшего, по кличке Пердун; порядочные, в общем-то люди; хорошие. А вот у него, Парки – нороты, явилось на ум; верши, по-иному сказать. Всякожды зовется; и есть, знаемо название: морды.
Так себе – ловушки, не очень; тяжелы на подъем. Некогда наплел из прутков околодворной лозы, стлавшейся на горку от пристани, под самый забор. Начал заготавливать вербины-те – вицу для дела и потом, через год вытеребил вовсе тальни́к… Снова кое-где прозябает, тянется из мокрой земли. Выдерем ужо, недосуг.
…Вот сельник переплыл Голодушу, собираясь в ключах перед зеленцом на пути, гривой камыша поворачивать.
Да где ж островок?.. Вонде! саженях в десяти; около. Не сесть бы на мель! Кончилась река Голодуша, – промелькнуло у Парки; – слева, саженях в сорока, чаятельно – устьице Мьи; далее, позадь зеленца, гривки на подводной земле, по-за островком – Калганица.
«Горюшко!.. – припомнив разносчика вдругорь, на воде буркнул деревенский; – а нет?» Надо же: прилез, в немчуру! Ладился обратно – никак; схватывали де, говорит, около самой Лавуи. Дернуло ж его, легкоумца, рек невразумительно, вскользь как бы для себя одного: сунулся, блажной не туда, делает не то и не так…
…Дескать, мол: чем больше, тем лучше – не совсем по-людски… Странные глаголы!.. А то ж. Как его, Галузу понять? В енти бы края – с карабином, сказывал гуляйко, – а те вумкнулось припрыгати с коробом, шатун, скоморох. Яко сам себя обокрал, договорилось тишком. Так ведь… Верно. А, с дугой стороны (двойственное всё, на миру) – кто его, к Неве залучал? Вроде, навострился уйти, Ладогою-морем – с попутчиками – в третий након. Дай бог теляти нашему да волка изъести. Доброго пути! А чего: станется, уйдет. Поглядим. Полно, вещевал дуролесить по чужой стороне – кончилось, уелся, браток зрением родных палестин. С этим, распрощались, на пристани. Взошел на корабль, с Волхова,
