с людьми. Люди стремятся к бессмертию, и я их к этому подготовлю – пафосно закончил Эрнест.
– А ты сам-то веришь в бессмертие?
– Ну, вот опять, веришь, не веришь. Да какая, к черту, разница. Если я буду вещать о бессмертии, значит, верю и людей заставлю в это поверить. Я уже говорил тебе, что люди хотят в это верить, их только нужно объединить этой верой, попытаться развеять их последние сомнения. И тогда они будут бесконечно благодарны тебе за это. Разве это не стоит того, чтобы окунуться в теорию бессмертия с головой – убежденно воскликнул Эрнест.
– Эрнест, я, если честно, не могу пропагандировать то, в чем сам серьезно сомневаюсь. Как так, вещать людям о бессмертии, а самому в это не верить. У нас в авиации без веры не могли бы летать. Но мы верили в людей, сделавших авиационную технику, в саму технику, наконец. О бессмертии при этом как-то не задумывались. Надежда на лучшее – вот основной аргумент в пользу ежедневного риска. Вот без чего человек не может активно существовать.
– Виктор, дорогой! Вера, надежда и любовь – это триединая сила, сохраняющая человечество от окончательного его исчезновения. И, слава богу, что это триединство еще сильней зла, коварства и бессердечности. Иначе бы мы с тобой сегодня не философствовали здесь за кружкой пива. Но вера должна быть созидательной. Ведь человек может верить в дьявола и крушить все на свете. А я хочу сделать так, чтобы человек, веря в бессмертие, становился чище и стремился делать только добро. Это ли не благородная цель.
– Но ведь именно этим и занимается церковь, и люди тянутся к ней, – произнес Виктор.
– А что, право на теорию бессмертия кем-то запатентовано? И почему я не могу развивать эту теорию в силу своих возможностей. И, если люди пойдут за мной и будут при этом сеять добро, разве это кому-нибудь навредит?
– Добро не может кому-нибудь навредить, но любая конкуренция порождает неправедные действия, вызванные завистью и корыстью.
– Я ни с кем конкурировать не собираюсь, я буду делать то, что считаю нужным и полезным для общества и выгодным для меня. Бизнес, есть бизнес.
– Эрнест, мне очень трудно представить именно такую связь между верой и бизнесом. Вера и коммерция, как-то не укладывается в моей голове.
– А что, церковь разве не зарабатывает на этом? На что бы она существовала, точнее, процветала? Мой сокурсник совсем недавно был заурядным не остепененным вузовским преподавателем, для которого ничто человеческое не было чуждым. В студенческие годы покуролесили мы с ним. Много было выпито, много было …….. Сегодня он служитель церкви и уж так заумно вещает, что просто диву даешься, – сказал Эрнест.
– В этом ты прав. Когда я хоронил жену, с меня за отпевание содрали не меньше, чем хапуги на кладбище. Мало того, что содрали, так мы еще прождали батюшку у ремонтируемой церкви более получаса, а когда он приехал на машине и вышел к нам, так
