Ничего, скоро Кипр, – усмехнулась Катя. – Наверстаем.
– Одна надежда на Кипр... – И Апыхтин вышел на площадку.
Чуть помедлив, Катя дождалась, когда он обернется, подмигнула, махнула прощально рукой и лишь после этого закрыла дверь. Стальную, бронированную дверь, которую Апыхтин неохотно, но поставил полгода назад – его заместители установили себе такие двери еще раньше.
Свежевымытый «Мерседес» цвета мокрого асфальта стоял, посверкивая на солнце еще не высохшими каплями влаги. Затемненные стекла были протерты, хромированные накладки сияли празднично и почти торжественно. Распахнув дверцу, Апыхтин упал на мягкое сиденье рядом с водителем и, откинувшись на спинку, закрыл глаза.
– Привет, Гена, – сказал он, улыбаясь в бороду – он до сих пор ощущал на губах Катин поцелуй. – Что хорошего в большой жизни?
– Здравствуйте, Владимир Николаевич... А новости... На Филиппинах вулкан ожил, огнем дышит... В Колумбии землетрясение... На Камчатке пожары. – Последние слова водитель произнес, уже влившись в поток машин на залитой солнцем улице.
– Ну ты даешь, Гена! Никогда от тебя не услышишь ничего радостного. Где ты набираешься этих катастрофических новостей?
– Места надо знать, Владимир Николаевич. – Гена искоса глянул на Апыхтина, усмехнулся. – А что нового на финансовом фронте? От рублей не пора избавляться?
– Скажу, когда надо будет.
– Как бы не промахнуться, а?
– Предупрежу.
Такие разговоры происходили у них каждое утро, и каждое утро Апыхтин неизменно успокаивал водителя, обещая ему в случае чрезвычайных финансовых потрясений спасти его десять или двадцать тысяч. Гена в прошлом был боксер, неплохой боксер, до чемпиона города поднимался, а теперь по совместительству являлся и водителем, и телохранителем. Формы не потерял, оставался сухим, жилистым, носил, как и прежде, короткую прическу, закатывал рукава рубашки, и каждый желающий мог видеть его сильные, тренированные, загорелые руки. На водительском месте он чувствовал себя свободно, ему явно было просторно в этом кресле. Искоса поглядывая на него, Апыхтин завидовал парню, его плоскому животу, легким движениям. Но он уже сжился со своим весом, объемом и полагал, что менять что-либо поздновато. Да и в азарте постоянных банковских схваток вес не имел большого значения. Катя любила его и таким, а остальные стерпят, улыбчиво думал Апыхтин.
Знал Апыхтин, что монументальность его производит впечатление, даже секретарша и та встречала стоя, вскакивая со стула, едва он появлялся в дверях, хотя уж такой была суровой и неприступной особой, что посетители, кажется, побаивались ее больше, нежели председателя правления.
– Здравствуйте, Алла Петровна! – громогласно приветствовал ее Апыхтин.
– Здравствуйте, Владимир Николаевич.
– Что хорошего в жизни?
– Все хорошо, Владимир Николаевич. Все хорошо.
– Теплится, значит,
