мерещатся.
Он перекрестился, спрыгнул на траву и хотел заняться женой, но тело ее исчезло.
Услышав разговор за спиной, он обернулся и увидел, что невредимая Таня стоит рядом с пилотами, и они держат ее под руки. Все четверо улыбались, словно предстояла вечеринка.
Максим, чувствуя помрачение, стал на коленях просить, чтобы Таню не забирали. Ведь она только что умерла. Саша сказал, что кому как не друзьям теперь позаботиться о ней? Когда они погибли, Ландо тоже заботился об их семьях. Все будет хорошо. Ведь они отправляются не куда-нибудь, а в края приличные, с умеренным климатом и прекрасным ландшафтом, именно в Страну Зеленых Озер, так что Максиму незачем волноваться.
– Перестаньте, ребята, – сказал штабс-капитан, – сейчас не самый подходящий момент для розыгрыша. Мертвые не воскресают.
– Правильно, Макс, – согласился Иван. – Но мы теперь точно знаем, что нет жизни и нет смерти. Есть только условия пребывания сущности в пространстве.
Тут раздалось гудение, и над аэродромом снизился аэроплан с красными звездами на крыльях. Таких аэропланов никогда не видел Максим. Он насчитал восемь моторов!
Перекрывая гудение, из громкоговорителей в подбрюшье гиганта грянуло «Все выше, и выше…». Закрыв собою горизонт, самолет приземлился, оставляя колесами глубокую колею в траве.
«Максим Горький», – прочел Ландо.
Он никак не мог взять в толк, почему на фюзеляже начертано имя этого писателя. Почему, например, не Бунина? Что же касается посадки гиганта на немецком аэродроме, штабс-капитан, перебрав в голове все возможные варианты, остановился на единственном, хотя и маловероятном объяснении: данный «Максим Горький» мог появиться только из будущего.
Самолет между тем остановился у ангара, но пропеллеры вращались, видно экипаж торопился. Ему показалось, что в иллюминаторах мелькают лица. И вправду, дети размахивали красными флажками.
– Постойте же, черт вас подери! – крикнул Максим друзьям. – Что я буду делать без Тани? Если вы в Россию, заберите и меня!
– Извини, – ответил Василий, поднимаясь по трапу и увлекая за собой остальных, – мы не в Россию. А куда едем, тебе нельзя, еще не вышел срок.
Леонтьеву отпевали в русской часовне.
Панихиду служил протодьякон, сын эмигрантов.
Он читал канон с акцентом, изредка косился на немцев, которые крестились по-лютерански. Поскольку немцы не понимали ни слова, они больше внимали убогому хору – трем старухам и двум мальчикам-близнецам, внукам торговца рыбой.
Тускло звонил колокол.
Дома Ландо вытряхнул из шкафа Танину одежду, сложил в бочку, облил бензином и поджег. Зачем-то расколотил чашку с горным пейзажем и надписью «Vergessen Sie Interlaken nicht!»
Потом сделал чисто по-русски: заперся и запил.
По мере выпивания Максим перебил все зеркала в доме, чтобы Таня, если снова появится, не увидела его отражение, не застала врасплох
