с наушниками. Хотя ему продолжали давать сильные обезболивающие, он живо и с радостью откликался на все, что хоть как-то развеивало беспросветную скуку пребывания в отдельном боксе. Она провела с ним полчаса, болтая обо всем на свете, кроме пережитого им несчастного случая и ампутации, потом ушла, наклонившись и запечатлев у него на лбу дружеский поцелуй. Проделать все это оказалось вовсе нетрудно. К ее удивлению, она чувствовала к Джеко симпатию. Он не был тем наглым мачо, которого она ожидала встретить, памятуя о своем прежнем опыте общения с парнями – героями спорта. И еще кое-что особенно ее удивляло: он не был поглощен жалостью к себе. Может быть, когда Мики только стала навещать его, это и был с ее стороны чисто эгоистический интерес, но очень скоро она втянулась, сначала почувствовав уважение к его стоицизму, а потом неожиданно начав испытывать непонятное удовольствие от общения с ним. Возможно, его больше интересовала не она, а он сам, но ему по крайней мере удавалось быть остроумным и не давать ей скучать.
Спустя пять дней и четыре ее визита, Джеко задал вопрос, которого она ждала:
– Зачем вы меня навещаете?
Мики пожала плечами:
– А если вы мне просто нравитесь?
Брови Джеко поползли вверх и тут же снова опустились. Он как будто говорил: «Этого недостаточно».
Она вздохнула, ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы выдержать его испытующий взгляд.
– Моя беда – это слишком живое воображение. И я хорошо знаю, что такое стремление к успеху. Я всю жизнь подметки рвала, чтобы оказаться там, где я есть. Иногда мне приходилось идти на жертвы, иногда я вынуждена была поступать с людьми так, как при других обстоятельствах постеснялась бы. Но для меня это главное в жизни – подняться туда, куда мне хочется. И теперь могу представить себе, что бы я чувствовала, если бы по независящему от меня стечению обстоятельств лишилась своей цели. Мне кажется, то, что я испытываю к вам, правильнее всего назвать сочувствием.
– В каком смысле? – спросил он, и на его лице нельзя было ничего прочесть.
– Может быть, сочувствие без примеси жалости?
Он кивнул, как будто на что-то подобное и рассчитывал:
– Медсестра думает, что вы в меня влюбились. Я понимал, что это не так.
Мики пожала плечами. Пока все шло гораздо лучше, чем она могла предположить.
– Не разочаровывайте ее. Люди не доверяют поступкам, которых не понимают.
– Как вы правы, – сказал он, и в его голосе ей впервые послышалась горечь, хотя причин испытывать горечь у него было предостаточно. – Но понимать что-то не всегда значит быть готовым это принять.
За его словами крылось нечто большее, гораздо большее. Но Мики и сама прекрасно знала, когда ей пора уходить. У нее еще будет возможность снова завести этот разговор. В тот раз, уходя, она постаралась, чтобы медсестра обязательно увидела, как она целует
