с небес и придавил ему овцу в загоне. Бедная овца даже не пискнула.
– А я тут причем? – спросил Гриб.
– Ты? А к кому мне еще идти? – в удивлении качнулся Канчак. – К Зепотру? К Юстигу? Может, к Шагаю? Они все к этому никаким боком. Какой у них интерес? Нет у них интереса. И веры нет. У других – тем более. Все своим живут, все о себе кумекают. Я подумал, для кого такое дело, и сразу понял, что для тебя.
– А у меня вера есть? – хмыкнул Гриб.
Канчак прищурился.
– Мне думается, у тебя интерес есть.
– Нету, – сказал Гриб, глядя на опустевшую на две трети сковороду. – К Вотуну иди. Вотун двумя руками ухватится.
– Пошел бы, – вздохнул гость. – Сам о нем подумал. Только к тебе пошел.
– Там сказали? – поднял глаза к потолку Гриб.
– Ну тебя! – махнул рукой Канчак. – Что оно там скажет? Стучит, стучит, а толку? Болеет Вотун, вот что. Весь зеленый, как неженка перезревшая. Нельзя к нему. Он как из окна выглянул, так я и понял, что нельзя.
– Плохо, – с сожалением сказал Гриб. – Я его навестить хотел.
– Так и навестишь, навестишь. Через дверь разве не пообщаетесь?
– Ладно, – вместе со стулом отодвинулся от стола Гриб. – Действительно, почему бы не сходить? Я пойду, Мека?
Мека была неподвижна. Тело ее в мешковатом синем платье было наклонено к сковороде, пальцы сведены в щепоть, но ложка из них уже ускользнула. Несколько секунд Гриб смотрел в белки закатившихся и глаз и на мелко подрагивающие губы. Трясся у щеки каштановый локон.
– Мека.
– Ты не трогай ее, – сказал Канчак. – Вдруг что важное?
– Откуда? – спросил Гриб, которому хотелось, стиснув зубы, обнять Меку за плечи и держать, пока она не очнется.
Только при старике это казалось глупым. Вернее, не достойным его, признаком слабости.
– Никто не знает, чем обернется «связь», – назидательно сказал Канчак. – Может и поймет она что-то о нас да мире вокруг.
– Или с ума сойдет, – с болью сказал Гриб.
– Или поймет, – упрямо возразил Канчак.
– Ты скажи ей тогда…
– Скажу, – кивнул старик. – Как не сказать. Но только, если Меку твою долго на «связи» держать не будут. Мне-то еще и на Пески надо, и к Выгребной Яме я хотел сходить. Не могу я с ней весь день сидеть.
– Хоть сколько побудь, – Гриб снял с гвоздя куртку. – Доешь вон.
Он кивнул на сковороду.
– Да знаешь, – скривился Канчак, – я тетерок-то не очень люблю, жесткие они, так, если с голодухи, в охотку.
– Ну, чай допей.
– За это не беспокойся, – сказал старик.
– Ладно.
Гриб вбил ноги в мохнатые сапоги, открыл дверь и обернулся на Меку. Левый уголок рта ее блестел слюной. Глаза были все также пусты.
Не угомонятся никак «связисты». Поймать бы хоть одного да через «связь» эту и пропустить. Мека, Мека.
– Иди уже, – сказал Канчак.
Требовательно
