велел достать его из-под земли. От пышных слов он решил перейти к пышным делам, а для начала воздвигнуть Дворец Лиги, где будут проходить собрания ее функционеров. А что за дворец без стеклянных куполов и прочих красот? И вот ему нужен Дор.
– Разве Дор – архитектор?
– Дор не архитектор, он кузнец-стекольщик. А ты не знаешь? Вы же с ним встречались не один десяток раз.
Дан покраснел.
– Об этом как-то не было речи.
– Дор не просто кузнец, он лучший в стране мастер. Старший Кузнечного Цеха. Был… пока Изий в очередной раз не свалял дурака, запретив профессиональные объединения.
Дан промолчал. Маран был для него загадкой. Так же ли он смел на людях? Или просто хочет подловить его, Дана, но зачем?
– Когда мы идем? – спросил он.
– Сейчас.
– А где мы его найдем?
– Где-нибудь, – неопределенно ответил Маран.
– Ты знаешь, где он живет?
– Я знаю, где он бывает днем, где ночью, где вечером, где он спит, где он ест…
– И о многих ты это знаешь? – поинтересовался Дан саркастически.
Маран взглянул на него удивленно.
– Ты разве не в курсе? Я, Поэт и Дор с одной улицы. Мы вместе играли в мяч на пустыре, лазили по крышам и чердакам, дрались, когда нас задевали, и учились читать и писать. Когда мы с Поэтом кропали свои детские стишки, Дор ходил с нами к Мастеру и, сидя где-нибудь в уголочке, слушал. Сам он, правда в литературу соваться не стал, занялся кузнечным делом – это, брат, искусство, это не просто молот и наковальня… Ладно, вставай, надо идти. А почему ты шарахаешься от Нилы? Я не ревнив. Если она тебе нравится…
– Не нравится, – коротко ответил Дан. – То есть нравится, но не так.
Маран бросил на него острый взгляд.
– Не отчаивайся. Вернется твоя Ника, никуда не денется.
– Поэт… – начал Дан, но его голос дрогнул, и он умолк.
– А что Поэт?
– Он ее не отпустит.
– Ну во-первых, я не уверен, что Поэт…
– А я уверен! – прервал его Дан запальчиво.
Маран хмыкнул.
– Если даже и так, это скоро кончится. Женщины для Поэта только повод для песен. Он не воспринимает их слишком всерьез. А если и воспринимает, то ненадолго.
– А Сита?
– Сита? – Маран удивился. – Ты знаешь о Сите?
– Очень мало.
– Сита другое. Она была дочерью Мастера, и какая-то искорка отцовского огня залетела и в ее душу. У нее была неизлечимая наследственная болезнь – как у ее матери, та умерла, родив Ситу, в девятнадцать лет. А Сите тогда только что исполнилось семнадцать. Мне и Поэту – восемнадцать. В восемнадцать лет все бывает всерьез и навсегда… Ну что, пойдем?
Когда они вдвоем вышли за ворота Крепости, Дан внутренне удивился, он ожидал, что во дворе
