гребни и щетки, какими пользуются модники, но и флаконы с разнообразными французскими и английскими мужскими духами, по этикеткам на которых можно было определить, какие были от Бернардо, а какие – от Льюиса.
В углу спальни находилась целая коллекция зонтов и тростей, среди которых были весьма дорогие. Многие из них хозяин дома получил в подарок, так же как и вещицы из бронзы и яшмы, которые были небрежно брошены под стол, хотя стоили они больше, чем вся мебель в доме.
Любой заметил бы в этом контрасте свидетельство противоречия между публичной и частной жизнью человека, занимавшего эту половину дома. В то время как сам дом и его обстановка указывали на нехватку средств или даже нужду, которую испытывали его обитатели, одежда и безделушки, казалось, принадлежали богатому аристократу, представленному ко двору.
Свойственный дому контраст повторялся в его жильце Сейшасе, который в тот момент, с ногами расположившись на диване, читал утреннюю газету, положив ее на согнутые колени, как на подставку для книг.
Ему еще не исполнилось тридцати лет. Правильные черты, белая ровная кожа, мягкая каштановая бородка делали его лицо благородным и приятным. Его большие лучистые глаза бывали исполнены искренней нежности, а если загоралась любовью, то перед их блеском не могла устоять ни одна женщина. Верхнюю губу Сейшаса окаймляли усы, элегантные и вместе с тем придававшие его лицу серьезность и мужественность.
Даже такая небрежная поза не могла скрыть статности его фигуры. Он был высокого роста, стройным, но не худым. Его ступни, тогда обутые в домашние туфли, были длинными и узкими и имели высокий подъем, что придавало им аристократический вид.
Одетый в халат из бумазеи, не сочетавшийся с камлотовыми туфлями, украшенными вышивкой, Сейшас выглядел как человек, только вставший с постели. Жесткая щетка еще не касалась его волос, и они элегантно волнились.
Несколькими минутами ранее Сейшас умылся и, надев халат, направился в гостиную, а по пути туда подошел к двери, выходившей на лестницу, чтобы взять утреннюю газету. Он принадлежал к числу тех, кто считает, что останется в неведении и с пустой головой, если, проснувшись, не расшевелит свой дух этими полотенцами, которыми цивилизация вытирает лицо публике каждое утро.
Лежа на диване, Сейшас перевернулся на живот, чтобы ему удобнее было читать. Машинально он пробегал глазами заголовки статей, желая найти новость, которая пробудила бы его любопытство, притупленное после утомительной бессонной ночи.
И вот у двери в гостиную появилась женская фигура. Девушка заглянула в комнату и спросила:
– Братец, ты уже встал?
– Входи, Марикиньяс25, – ответил юноша.
Девушка подошла к дивану и наклонилась к брату, который, не меняя своего положения, приблизил к себе ее голову, чтобы поцеловать в щеку.
– Хочешь
Марикиньяс – уменьшительно-ласкательное от Мария.
