маги к вам сюда зачастили, – небрежно проговорил Игорь, опираясь о барьерчик и форсисто держа собственное удостоверение межу указательным и средним пальцами. – Столько, что аж в книгу записывать приходится?
Сержантик не удостоил столичного гостя ни ответом, ни даже взглядом. Скрипел себе пером.
– Так мы пройдем? – Маша дождалась, пока Игорь раздраженно прятал заветные новенькие корочки в нагрудный карман.
– Пройдете, пройдете… в бюро пропусков вы пройдете, – зло пробурчал милиционер, с ненавистью глядя на свежие строчки в своем гроссбухе, словно не в силах ждать, когда же наконец чернила высохнут окончательно и он сможет перевернуть страницу, чтобы и глаза б его не глядели на этакое непотребство.
– Никаких пропусков раньше не надо было, – ворчал Игорь, пока они, наконец разобравшись с «ордерами на выдачу» и «литерами на проход», поднимались по широкой белой лестнице. Управу в Карманове строили на совесть, как и все «при проклятом царском режиме».
– Автоматчиков тут даже в войну не бывало, – вполголоса подхватила Маша.
– А и точно, слушай! – кивнул Игорь. – Стоял один дядя Петя, Петр Иванович, так он ветеран еще империалистической…
– С берданкой…
– Если не с фрузеей из краеведческого музея!
Поднялись наконец.
Предгорисполкома Ивана Степановича Скворцова знали в Карманове все, от мала до велика. Был он свой, городской, отсюда ушел воевать в гражданскую, обратно вернулся молодым красным командиром, на плечах форсистая кожанка, на боку «маузер» именной, да только без правой ноги, отнятой по самое колено. Так и остался, вот уже тридцать лет тому; слыл человеком честным и простым, без пресловутого «комчванства». К Иван-Степанычу шли всегда – за ордером на дрова, за доппитанием, чтобы позволили сделать пристройку… Лихо было долго. А потом, после тридцать пятого, как отменили «лишенчество», перестали жать «единоличников» с «некооперированными кустарями», стало легче. Ушли в прошлое «провизионки», прибавляли продуктов по карточкам, все больше можно было купить просто на рынке, и Иван Степанович занимался теперь куда более интересными делами – жилье построить, дороги поправить, старый запущенный парк привести в порядок, маленький городской музей расширить…
Был Скворцов невысок, кряжист, голову брил по моде еще двадцатых годов.
В горкоме народ менялся, что ни год; Скворцов же каждое утро, неизменно к восьми утра, летом и зимой, в жару и стужу, шагал на работу. Машиной он не пользовался, мол, «буржуйские это штучки». Да и «идти-то всего ничего». «Я с половиной Карманова здороваюсь, когда утром иду, а со второй – когда вечером возвращаюсь» – эти слова Ивана Степановича знали все в городе.
Повезло, говаривали порой приезжие из соседних городков. У вас-то председатель каков! Не то что наш, к кому и не подступишься и который уже «ЗИМ» себе как-то выбил! «ЗИМ» выбил, а что дороги разваливаются и в больничке крыша
