она, глядя в огромное зеркало.
Отражение показывало невысокую женщину лет двадцати с небольшим. Опухшие от сна и ночных слез глаза оглядывали себя без особого интереса. Да и что нового можно увидеть в зеркале утром? Вот если бы за ночь отрасли оленьи рога или большие уши, было бы чему удивиться. Впрочем, Амалия уже не могла поручиться, что «рогов» у нее нет, а уши, по ее мнению, были и так больше среднего.
– А вот и целлюлит, – констатировала девушка, глядя на свои слегка округлившиеся бедра, а потом окинула взглядом довольно длинные стройные ноги и хмыкнула. Грудь, с ее точки зрения, тоже не выдерживала никакой критики.
Находясь большую часть времени в гордом одиночестве, девушка частенько вела беседы сама с собой, рассуждая вслух.
– Ну просто неописуемая красота, – проворчало отражение. – Кожа бледная, под глазами круги нежного сиреневого цвета. Пожалуй, будут гармонировать с джинсами, – машинально отметила Амалия и протянула руку за расческой.
В конце концов, закончив «прихорашиваться» и решив, что любоваться уже, в общем-то, нечем – отправилась назад в кухню.
Взору предстал стол с прорезанной клеенкой и распахнутая дверца холодильника «Бирюса» позапрошлого поколения.
– Это, парень, у тебя облом вышел, – изрекла Амалия с каким-то злорадным удовольствием, глядя на пустые полки.
Слова были адресованы крупному кобелю афганской борзой.
– Продуктов-то нет. Даже повесившуюся мышь, и то вынули из петли и забрали заботливые родственники.
Пес смотрел на хозяйку с сарказмом и усмешкой. Мол, я так просто открыл, посмотреть, не появилось ли чего нового за последние сутки, чтоб квалификацию не терять. А квалификация, надо сказать, у него была знатная. Подобный пинцету, длинный нос Джона открывал любую дверцу шкафа и сдвигал стекла в серванте.
– И что теперь делать с холодильником? Разморозить окончательно или закрыть и пусть так стоит? И даже хорошо, что он пустой был, – философски заметила она, – а то бы ты меня без еды оставил. Выдрать тебя, поганца, да все равно впрок не пойдет. Старого пса новым штукам не выучишь.
Возраст пса был неизвестен. Достался он Амалии в наследство от первого мужа, уже взрослым. Супруг собирался поселить собаку у себя на работе, в столовой. Но почему-то так и не забрал, и Джон остался дома. А вот муж, перебрался в свою любимую столовую на постоянное жительство.
– Еще бы! – говорила тогда зареванной Амалии единственная подруга детства, Машка. – Твой Бондарев, с его представлениями о свободе, поди тоже сейчас где-нибудь в помойке роется. Не для него, видите ли, семейная жизнь-рутина, свободы ему надо! А о чем он думал, когда женился на тебе, интересно? – разорялась подруга.
Амалия слушала ее съежившись в углу дивана и утирала платочком распухший нос.
– И не вздумай реветь! Не реви, я тебе говорю! И пошел он, урод, на хрен! Нет, ну что ты ревешь, скажи мне, неужели
