Орджоникидзе – Ростов через Кропоткин. По дороге меня удивляла наглядная агитация, призывающая советский народ «догнать и перегнать США на душу населения» по мясу, молоку и т. д. И вот за Нальчиком на извилистой горной дороге я увидел один из таких плакатов. Прочитал его, а дело было ночью, не успел оглянуться, как на очередном повороте увидел другой плакат со следующим текстом: «Не уверен – не обгоняй!». С подобным оформлением наглядной агитации я встречался по жизни не раз.
Особенно запомнилась картина в городе Навои Узбекской республики. По дороге в бригаду были две колонии, между которыми располагалась воинская часть 6642. В первой ИТК общего режима справа от КПП стоял памятник Владимиру Ильичу Ленину в трехметровом исполнении. Его правая рука, вытянутая вправо, указывала направление движения: «Верной дорогой идете, товарищи!».
Вернувшись из отпуска или с каникул, мы щедро делились друг с другом домашними сладостями, выпечкой. В дальнейшем составляли в отделении график, кто и когда должен попросить родителей прислать посылку. Родители, конечно, не могли отказать своему отпрыску. Полученная посылка шла на общий стол, получателю безоговорочно доставались личные вещи: белье, тёплая одежда, сувениры. В посылках мы часто получали сало, быстренько резали его и тут же съедали. Однако два наших товарища-мусульманина с полгода отказывались его есть, но потом привыкли.
Дисциплину соблюдали все. На тех, кто нарушал требования воинских уставов, первоначально воздействовали сержанты, объявляя наряды вне очереди на кухню, уборку туалетных комнат, лишая очередного увольнения в город. Это действовало отрезвляюще, ведь всем хочется отдохнуть в городе, подышать воздухом свободы, посмотреть, чем живут на гражданке сверстники, познакомиться с девушками, которые, конечно, были воспитаны в строгих обычаях народов Кавказа. Чаще знакомства состоялись с приезжими студентами из российских регионов, обучавшимися в городе Орджоникидзе.
Случались и эксцессы с местным населением, особенно среди мужской половины. Злопыхатели выкрикивали оскорбительные слова в наш адрес, когда мы шли с нижним бельем в баню. Однако таких мы быстро отучили. Их выхватывали с тротуара и толкали внутрь строя. Что там творилось, понять нетрудно: когда колонна проходила, виновник лежал на брусчатке и считал зубы и синяки. Старшина делал вид, что не видит этого. Но в целом отношения с местным населением были хорошие.
Мы умудрились в увольнениях пойти к местным портным и заказать себе брюки-дудочки, которые тогда были в моде. Помню, и я заказал себе. Когда забирал их, принял на грудь стаканчик чачи. Вначале я был против: до конца увольнения оставалось два часа, но портной привёл доводы, что чача лечебная, а её запах и крепость уничтожаются хорошей закуской из черемши. Она в изобилии росла в Северной Осетии и продавалась во всех магазинах в банках 0,5–0,7 л за копейки. Выпив, закусив осетинским пирогом с черемшой, я, погуляв по городу, вернулся в училище. Дежурный проверил,
