раем, а теперь мне самой хотелось бежать со всех ног. То, что хоть каким-то домом называла, домом быть перестало.
Я вспомнила о собачьих лапах. Взять бы твои лапы, невольная подружка, да убежать на них, вот только сколько ведьмой не кликали, ничего же не знаю об этом.
Вытерла лицо рукавом, невольно всплакнув, огляделась ночью впервые: пришли гости ко мне под покровом ночным, только стукнула полночь, а сейчас небо, как в зареве. Посмотрела за дом – ни в одном из домов дыма в трубах нет, а коптит как в печке и сажа летает: то дворец горел. Полыхал целиком аки солнце. И в каждом дворе люди вышли и смотрят. Видать, и правду императора больше нет и не будет, да что дальше ждать – никто не знает.
Вернулась я в дом, сказала гостям спать ложиться, да голоса не давать и себя не показывать, а утром ясно будет, что дальше делать. Жить им теперь придётся, как я до сих пор жила – ни с кем не говорить, на улицу носа не выказывать. Императрица-матушка со служанкой своей мою комнату заняли, а семье старик свою уступил. Нам же со стариком, да со старым слугой, что из дворца вывел, делать нечего, пришлось лечь в коридоре, как есть. Старый слуга передо мной на колени встал, да поклонился, сказал: по моей вине вся судьба твоя приключилась, так считай я тебе отец наречённый, коли будет помощь нужна, я окажу. Удивилась я его словам, но знала, что слуга был из тех, кого как собаку при себе держат – таким и украсть, и убить прикажут. Поэтому искренне поблагодарила я нового благодетеля, такие про помощь зря не говорить не станут.
2. Обувь и накидка
Едва глаза за ночь сомкнула, гадая, что мне дальше делать, да как выкрутиться. А на утро ни свет ни заря пришлось подниматься. Сбежала на реку, кое-как лицо и руки от грязи и туши оттерла, сложнее всего ноги дались – почерневшие и огрубевшие за столько лет. За восемь годов впервые отмылась и из дома так далеко убежала – можно сказать, впервые свежего воздуха глотнула, да воздух весь гарью пропах, и пепел на дороги лёг ровной пылью. Три не три – всё равно чёрными станут.
На причале встретила сонного старика-паромщика и спросила – не было ли трупов в реке. Он ответил, что были. За одну ночь десять людей в богатой одежде выловили, у кого голова отрезана, у кого брюхо распорото, да все трупы уже раздели и растащили, если кто мне знакомый там был, я теперь не узнаю, разве что накидку увижу на продаже с заштопанной дырой, с тканью вокруг неё от крови очищенной. Про знакомых старик насмехался, откуда у меня в знати знакомые, но на меня с любопытством поглядывал, не просто так же интересуюсь. Я спросила, а стоят ли ещё корабли у причалов? Старик ответил: стоят, да скоро их там не будет, боятся сгореть, как дворец сгорел. Поблагодарила я старца и побежала к причалам кораблей.
Но стояли они все в тумане далеко от берега, ни один к причалу привязан не был. Покричала я им, но никто не отозвался. Пришлось мне возвращаться домой.
Как
