style="font-size:15px;"> – За нашу встречу, Джейсон! – произнес он, торжественным тоном, вытянув на середину стола руку с изящным хрустальным бокалом.
– За нашу необычную, но приятную встречу! – ответил Коллинз, бережно обхватив двумя пальцами тонкую ножку хрупкого сосуда с его любимым напитком, от которого исходил знакомый ему с давних пор мягкий дубовый аромат. Чокнувшись, и посмотрев прямо в глаза друг другу, они выпили, неторопливо смакуя маленькими глоточками до дна, а затем, отставив в сторону пустые бокалы, принялись за аппетитно пахнущие колбаски с салатом и шампиньонами. Коллинз сытно поел еще на борту самолета, и не ощущал особого чувства голода, однако он ни за что не смог бы отказаться от столь вкусного угощения радушного хозяина, и стал ловко орудовать ножом и вилкой.
Покончив вскоре с прекрасным ужином, и выпив еще по бокалу, они посидели минут десять за столом, непринужденно беседуя о личной жизни и служебных делах, после чего, накинув на себя куртки, вышли во двор, и направились неторопливым шагом в сад.
Стояла промозглая, сырая погода, которая навевала не очень радужные мысли. На улице уже накрапывал мелкий противный дождь. Теплый воздух, который держался несколько часов, вдруг резко сменился на прохладный ветер, неся с собой чувство тоски.
– Не решился, спросить тебя сразу, Курт, – повернулся к нему Джейсон, шедший впереди, – но все же, где твоя семья? Что – то я не заметил ни женских духов перед зеркалом, ни дамских шампуней в ванной, и даже ни одной игрушки в доме. Неужели, ты живешь здесь в одиночестве?
– О, друг мой, – вздохнул Курт тяжко, – это долгая и неприятная история из моей прежней, и не очень веселой жизни. После объединения Германии, я, разумеется, потерял работу, и два года скитался в поисках нового места службы. Но от меня вежливо отказывались везде, куда бы я не приходил, считая не совсем благонадежным для нового отечества. Затем я пришел к знакомому резиденту КГБ в Берлине за советом, который,
сделав звонок в Москву, тоже открестился от меня. Следом и жену мою, также вежливо вынудили уйти из школы, где она преподавала Русский язык. Нашему сыну было в ту
пору всего лишь полтора года, и мы с супругой кое – как умудрялись одеть, и накормить его, вообще не думая о себе. Наши отношения с женой с каждым днем становились все хуже и хуже, и, наконец, вернувшись с очередного похода в Советское консульство, она заявила, что ей предложили работу в Москве, и она уже дала свое согласие на переезд. После этого мы допоздна просидели с нею на лавочке перед домом, обсуждая предстоящее расставание, которое к тому времени стало уже практически неизбежным.
Я был твердо настроен на то, чтобы любыми путями сохранить семью, хотя бы ради нашего любимого сына Маркуса, но Линда и слушать не захотела, сославшись на то, что она уже сделала свой окончательный выбор. Надо признать, что прежней любви
