оплетённых тончайшими золотыми проволочками, представляющими собой сплошную, с едва заметными зазорами, сеть. Одна тарелка смотрела в пустое пространство, другая – держала под прицелом испытуемого. Они друг к другу были приставлены задом, и их по центру объединял чистой воды бриллиант размером вдвое больше, чем в золотом ситечке, висящий под грудиной у исследуемого человека. А тарелочка, что открытым «ртом» смотрела в небо, регулировалась вручную…
Всё, в принципе, стояло в полной готовности. Караев ещё раз объяснил жене что делать и потребовал повторить, показывая пальцами все свои действия. Он остался доволен.
– Молодчина! – похвалил он, уходя в комнату на исходную позицию.
– Мика! – остановила она его. – Давай я ещё раз проверю все соединения на тебе. Может, что отошло?
Караев согласился. Придирчиво осмотрев все контакты, Инна удовлетворённо кивнула.
– Всё в порядке, – сказала она.
– Ну что ж, милая, начнём. Бисимиллах рахман рахим!..[1]
– Бисмиллах рахман рахим! – повторила Инна, встав на изготовку к аппарату.
Она стояла к нему спиной и долго не решалась протянуть руку к панели управления. Караев собрался было поторопить её, но тут она срывающимся голосом выкрикнула:
– Включаю в сеть!..
А через паузу объявила:
– Произвожу запуск луча!
…Больше Караев ничего не помнил. И, конечно же, не видел, что творилось с его женой, когда она обернулась и взгляд её упёрся в пустую стенку. На том месте, где стоял её благоверный, никого не было. Сначала она подумала, что он сбежал, чтобы подшутить над ней. А потом… Потом поняла – её Мика пропал. Какая-то неведомая сила растворила его в воздухе, рассеяла в пыль. От одной мысли, что она никогда-никогда не увидит мужа, не услышит его голоса и никому не сможет объяснить, куда он подевался – её обуял дичайший ужас.
Придя в себя, Караев страшно удивился тому, что не стоит, а на карачках елозит по полу, бодая головой неизвестно откуда взявшиеся золотые букеты цветов. Второй удар головой в цветы окончательно вернул ученого в реальное мироощущение. Букеты те, как он сообразил, были на обоях, а обои – на стене. А сообразив, Караев, как и подобает профессиональному исследователю, постарался сконцентрироваться на оценке своего самочувствия. Однако, это ему не удалось…
Он испугался за жену, которая, как безумная, билась в истерике и жутко голосила. Словно оплакивала покойника.
Усилием воли, отодвинув выстраивающуюся в мозгу статистику своего состояния и то, что привиделось ему, будучи в беспамятстве, профессор занялся Инной.
Сейчас же, когда она успокоилась, Караеву хотелось остаться наедине с собой. Чтобы осмыслить происшедшее, а затем добросовестно его записать.
– Ну, ты пойдешь за чаем, в конце концов?! – неожиданно для себя и для жены сорвался он.
Инна стремглав
Во имя Аллаха Всемилостивого и Милосердного!
