Сказал: «Вот это профессия в руках, а артистом ты в лучшем случае будешь подметать сцену».
– Кем были ваши родители?
– Мама врачом, членом партии, в которую вступила для продвижения по службе. Папа тоже, естественно, партийный. Он был вертолетчиком и вышел в отставку лет в сорок в звании подполковника. После развода с мамой снова женился, и у него родилась дочка Галочка. А потом и внук Сэмочка, уже в Америке, куда папа уехал вслед за Галочкой.
Когда кто-то звонил им домой и просил к телефону Галю, папа отвечал «Здесь таких нет» и клал трубку. А после говорил: «Галчонок, все время просят какую-то Галю, но я говорю, что здесь такие не живут». Он был очень принципиальным.
А если вернуться к профессии… Во время учебы в институте культуры ничто не предвещало, что буду актером. Я должен был стать руководителем народного театра в Доме культуры. Но два моих сокурсника – муж и жена – поехали в Москву на биржу. Тогда была биржа знаменитая, куда раз в год, летом, съезжались актеры со всей страны. Это очень напоминало Юрьев день, когда крепостные могли менять господ. Актеры из одного театра переходили в другой.
Сокурсники записали меня без моего ведома и присутствия. На бирже был главный режиссер из Ашхабада, который хотел создать русскую труппу при туркменском ТЮЗе. Он, как и я когда-то, тоже не знал, чем отличается институт культуры от театрального, поэтому никаких просмотров для нас не было. Так что осенью я поехал в Ашхабад.
Женщины там все были в национальной одежде, старики на рынке – в халатах. А по городу почти все мужчины ходили в костюмах, нейлоновых рубашках, и значок-поплавок об окончании института – это считалось красиво. На весь город одна национальная школа, остальные все русские. В отличие от Каунаса, где я жил в детстве: одна русская, остальные литовские. В Ашхабаде все свободно говорили по-русски.
Там у меня было много интересного. Помню, пиво разливное все время ходили покупать с трехлитровой банкой, а платить надо было за три с половиной литра. Поначалу я возмущался и говорил, что платить буду за три. «Ну, это ты там у себя в Москве будешь, а здесь так…» – отвечал продавец. И показал почему. Поставил в ряд семь кружек и стал в них плескать из моей банки, не доливая в каждую: «Считай!» Получилось три с половиной. То есть если он наливал сразу в банку, пол-литра терял. В любом магазине сдачу тоже можно было не получить – цену почти всегда округляли.
В Туркмении я однажды заболел бронхитом, у меня был кашель со рвотой. Пришел в больницу. А случилось это не в Ашхабаде, мы были на гастролях в городе Красноводске. Меня сразу спросили:
– На операцию согласны?
– На какую операцию?!
– Ну, раз со рвотой, будем живот разрезать…
– Нет, не согласен.
Тогда меня просто положили в больницу, где я почему-то не умер.
Как-то пошел в баню, запомнил объявление: «При бане имеются отдельные кабинки, закрывающиеся изнутри. Плата
