Щукина, Майкл думал вслух:
– Увы! Извратились основы морали, заложенные в религиозных заповедях, а новые так и не укоренились. Мыслилось, что мораль должна демократизироваться за счет опоры на так называемую пролетарскую мораль, но по факту мораль, нравственность деградировали окончательно. Восторжествовал принцип незатейливой детской игры: «Кто не спрятался, я не виноват!»
Щукин продолжил в унисон:
– В конечном счете жизнь, т.е. её дух пришли в несоответствие с идеей. Душа отторгла идею, которую породила мысль о неизменном мире вещей.
– Вот вот, – оживился Майкл. – Но суть вещи – в значительной степени лишь плод нашего сознания, и при изменении осознания меняется не только облик вещей, но и их сущность в обществе.
– Но как же феномен Бога? – спросил Щукин.
– Незыблемое рассыпается в прах, из праха произрастает новое видение все той же вещи, – пафосно заговорил Майкл. – Очевидно человек не приемлет прежний вид вещи, поскольку в его сознании нет ничего постоянного, незыблемого. Разумный человек не раз ещё будет ликовать и страдать, но кроме этих и им подобных состояний его больше ничего не ждет в этом мире, разве что Бог для тех, кто в него верит. Эта вера эфемерна, но она помогает достойно встретить смерть, а, главное, с именем Бога, никогда её не бояться.
– Можно не верить в Бога, но это единственное, что может оставаться неизменным в сознании человека от его крещения до отпевания, – отчеканил Василий.
Вот тут-то Щукин и «схлестнулся» с Майклом.
– Одно слово Майкельсон! Ты схоласт, – заявил Щукин. – Ты рассуждаешь о том, чего ты не видел, с чем не имел дело. Ты плод американского образа жизни, прагматичного и безыдейного.
Майкл задумался. Щукин продолжал:
– Неудачу социального эксперимента в СССР русский студент Беркли был склонен относить к субъективным причинам, типа: засилье геронтократов в Политбюро ЦК КПСС, частнособственническое перерождение бюрократического аппарата управления, неверие народа в коммунистические идеалы на фоне лагерно-барачного быта (повальной бедности) и проблем продовольственного обеспечения «строителей» коммунизма.
Попытка все унифицировать и нормировать приводила к парадоксальным ситуациям: из запахов доминировали сапожная вакса, асидол и одеколон «гвоздика».
Женщины были обречены ходить в одном и том же платье два года. Все были одеты в байковые для женщин или сатиновые для мужчин трусы, других советским Госпланом не предусматривалось.
– Страна испытала шок, увидев трофейные предметы быта и одежды из поверженной Германии, – подытожил Щукин.
– Но почему так случилось? – спросил Майкл. – Ведь, учение К.Маркса и В.Ленина – всесильно, потому что оно верно, уверяли коммунисты.
– И я того же мнения, – заявил Щукин. – Будущее за коммунизмом, пусть не марксовым, пусть швейцарско-шведским, но люди обречены
