к ней Киру, она и правда изменила поведение. Попререкалась вначале немного, а потом всё стала исполнять, мне даже не пришлось Киру наказывать. И ест и требования все выполняет. Только вот с другой стороны… – Илиас замялся.
– Что с другой стороны? – не выдержав паузы, поторопил его Альфред.
– С другой стороны, как неживая она сделалась… Молчит, отвечает только если прямой вопрос задашь и очень односложно. Раньше, как внутренний стержень в ней был, а сейчас будто сломалось что-то… Прям замороженная какая-то. Я пытался давать ей что-то выбрать, проронит в ответ: «мне всё равно», и всё.
– Понятно. А попытки суицидальные были?
– Я не рисковал пока её одну оставлять. На ночь связывал, а днём она или при мне, или палача с ней оставляю. При нём она тоже не выкрутасничает. Ещё Кира при ней круглосуточно. Думаю, что если при нынешнем раскладе и попытается что-то предпринять, то только если на сто процентов будет уверена в успехе, поэтому такую возможность стараюсь ей не предоставлять.
– На допросы её водишь?
– Да, но толку по-прежнему мало. Она только на угрозы наказать Киру реагирует.
– Где она сейчас?
– В зале для допросов. Пока я ушёл, палач за ней смотрит.
– Кого допрашиваешь?
– Мельника. Есть свидетельства, что мукой его травились. Сейчас признаётся, что в сговоре с дьяволом состоял и дочь ему свою с восьми лет в услужение продал.
– Занятно. А дочери его сколько?
– Пятнадцать.
– И ты считаешь, что она уже ведьмой быть может?
– Я ничего не считаю, мой господин. Это он такие показания даёт. И решать потом Вам, что с этими показаниями делать: дочь его на допрос вызвать и показания проверить или без проверки посчитать оговором.
Альфред интуитивно почувствовал, что на его месте должен был сказать Эрбил, и не рискнул выходить из образа, поэтому, усмехнувшись, проронил:
– Девка стоящая?
– По показаниям соседей красотой её явно нечистый наградил.
– Понятно… Пошли, спустимся.
***
Когда они вошли в двери зала, предупредительно распахнутые охранниками, писарь, сидящий в углу, тут же вскочил и склонился в низком поклоне. Палач, стоящий немного поодаль, тоже склонил голову, и Кира, до этого сидящая на полу, вскочив, склонилась перед ними. Сидеть осталась лишь Миранда, безучастно замершая на стуле с высокой спинкой, и даже не повернувшая головы в их сторону.
Альфред обернулся к Илиасу:
– Убери посторонних.
– Киру с палачом тоже?
– Нет, пусть останутся.
Дождавшись, чтобы писарь и охранники скрылись за дверями, Альфред подошёл ближе к Марте, рукой коснулся щеки, вынуждая посмотреть в его сторону, и тихо спросил:
– Поздороваться не хочешь?
– А надо? – даже не сфокусировав на нем взгляд, безэмоционально поинтересовалась она.
– Необходимо.
