что свисают подвесками шариков круглых; облетевших и липких остатков раскрывшихся почек много так под ногами, к обуви липнут, и особенный, клейкий, густой, смоляной запах будоражит волнением…
Чувствуешь, как меняется лето с зимою местами – в нашей памяти и реальности воображением скрытым?.. Вот и ты снова взлетаешь… вместе с тобою и воздух, и память, и пространство московских дворов. Летний пух тополей, словно иней, так похоже на зиму, снег пушистый, но тёплый и щекотливый… Зима – летом… или лето – зимой белоснежными семенами своих парашютиков изумляет. Недовольны? На ресницы садятся… Вечерами к сугробам пушинок, что сбиваются в шароподобные кучки, озадаченные горожане подносят горящие спички – пух поджигают… Во мгновении вспыхнут пушинки, потрещат, как сверчки, и исчезнут… Как иначе справиться с их назойливой жизнью? Или дождь всё спасает, прибивает влагой своей их к земле и асфальту… Разве прошлого нет? нет забот очищения у тополиной семьи? кружат и в настоящем, только ли в памяти нашей? и в детальных штрихах суетливого быта городских переулков, улиц, дворов, ностальгией души удивляя.
Помню, забор был, отделяющий двор и гул рынка, сквозь который и гомон, и солнце в окна сквозь расщелины досок радостью бился… с добрым утром! прикосновением света, тепла нам шептал… только ли мне?… Вдоль забора бамбук и в тени на припухлой земле продирались, приподняв уплотнённость, а около дома и серый асфальт, шампиньоны – грибы на поджарку, что почти каждый день собирали соседки… Скромный деликатес неимущих в черте городской… А сейчас это родное пространство разделяет со мной железный узорный забор.
Я пришла в места детства. И зима пока не ушла, бело-чёрным контрастом залежалого снега, очертанием домов и деревьев мою душу графично цепляет. Но осталось сокровенное – память – судьбы людей и глазами из детства… светлый дворик и та потаённости дверца – низкая арка, без которой в дворик нет входа… Я о многих могла бы сказать, кто живёт в короткой памяти детства… Как входила во двор жарким летом, взглядом всё охватив, и восторг бился в девичьем сердце… пух летал, тихо спускался, под ногами шарами их ветер гонял.
Вот барак наш, семей десять его населяло, и соседский, отдельный – напротив. Там тоже семья. И всего-то три человека. Муж, жена и их дочка. Мала ещё очень. Лет пять. Муж с женою (как мне сказать вам об этом?) – короче, оба без ног. «Целина отняла их…» – так шептались старушки, что сидели на лавках, на скамейках, вечерами собравшись, и судачили о насущном… и, казалось, всё знали… Помню, женщина на протезах ходила, отморозила ноги в те далёкие «целинские» годы, когда молодой и отважной была, так говорили… А он – с костылями под мышкой шёл, одною ногой припадая, а другая – чуть выше колена и с подвязанной брючиной, колыхалась… Но какие красивые! Он и она, как артисты… Николай и Мария. Чёткие, яркие лица, глаза, словно с картины, и страданье пережитого их почти не касалось, так мне казалось… Говорили,
