готова, Отем? – спросил Трэвис.
– Думаю, да. Пока, мама, – проговорила я, обнимая мать. – Ты меня еще не простила?
– За что? – Она поджала губы. – Не будем говорить о деньгах, слишком приземленная тема.
В начале лета я перевела на банковский счет родителей тридцать пять тысяч долларов, полученные от Коннора. Привези я домой чек – и, не исключено, моя гордая мать разорвала бы его. Я сама едва его не порвала, но вне зависимости от того, насколько больно было мне, я не могла спокойно смотреть, как страдает моя семья, особенно после того, как здоровье отца оказалось подорвано. Всё лето мама отказывалась говорить на эту тему, но я чувствовала: она испытывает облегчение.
«Наверное, именно так чувствовал себя Уэстон, – думала я, – когда Дрейки купили его матери дом. Облегчение и стыд одновременно».
– Я тебя люблю, – сказала мама. – Поезжай аккуратнее. Слышишь меня, Трэвис? Веди внимательно и туда, и обратно. Вот. – Она протянула мне пластиковый контейнер и замахала на нас руками, выгоняя с кухни. – Отправляйтесь. Кыш-кыш!
Папа проводил нас до видавшего виды пикапа Трэвиса и уже у самой машины обнял. Я прижалась к его груди и зажмурилась.
– Знаю, ты за них боишься, – сказал он.
Я кивнула, уткнувшись щекой в его рубашку.
– Сейчас они находятся в той части мира, где опасно, рискуют своими жизнями, но не позволяй страху разрушить твою любовь.
Мою любовь. Я больше не знала, что это такое.
«Точнее, кого именно я люблю».
– Постараюсь не сдаваться, папа, – заверила я его. – Я тебя люблю.
– И я тебя люблю, солнышко.
Я махала ему из окна и смотрела, как папа становится всё меньше и меньше. Из пластикового контейнера поднимался аромат маминых теплых булочек, и я вдруг поняла, куда направить свою любовь: на ферму моей семьи и на помощь ей.
В своем гарвардском проекте я сосредоточусь на сельском хозяйстве. Экономическая справедливость в отношении систем ведения фермерского хозяйства или изучение потенциала возобновляемого биотоплива. Не слишком воодушевляющая тема, но пришла пора оставить личные желания и переживания – всё равно они не принесли мне ничего, кроме сердечных мук.
Пока мы ехали по федеральной автостраде из Линкольна до Омахи, я окончательно утвердилась в этом решении, а золотистая рассветная дымка превратилась в ясный день.
«Вот то удивительное, что я всегда ждала. Я наконец-то знаю, чем буду заниматься в этой жизни».
Но от этого открытия в моем сердце не возникло ни фейерверков, ни радостного возбуждения. Никакого «дзинь».
Я вздохнула, подперла щеку ладонью, стала смотреть на проплывающий за окном сельский пейзаж и несколько раз мысленно повторила себе, что это правильное решение.
Ϛ.
На парковке перед аэропортом Логан меня встречала Руби – в своем ярко-желтом сарафане она так и светилась. Ее смуглая кожа сияла, как будто за время каникул впитала всю красоту Ямайки.
– Эй, подруга,
