что у киргизов каждым родом управлял свой бий[6]. Наконец, Н. И. Гродеков происхождение манапства связывает с категорией наследственных биев[7]. Эти высказывания имеют определенное значение для выяснения социальной сущности бийства и манапства и соотношений между ними. Адат (нарх, зан), имеющий силу закона, санкционированный господствующим классом, никогда и нигде не был специально зафиксирован, а передавался из уст в уста, из поколения в поколение в виде кратких изречений и пословиц. Многие нормы адата были неизвестны трудящимся, ибо хранителями их являлись только бии, должность и звание которых, как правило, были наследственными.
Обычное право киргизов столетиями развивалось при низком уровне общей культуры народа, ведшего преимущественно кочевой образ жизни и отсталое натуральное хозяйство. Господство натурального хозяйства не исключало, однако, возможности обмена и торговли. Всеобщим эквивалентом были бараны[8]. Следует подчеркнуть в этой связи консервативный характер обычного права, обусловленный отсталостью экономики и культуры киргизского народа, все более закрепляемый стараниями представителей господствующего класса в целях сохранения патриархальных обычаев.
Роль биев в трансформации адата была велика. Они не только являлись хранителями обычного права, но именно они толковали его в соответствии со своими интересами. Неписаные обычаи постепенно становились правом, которое в отличие от права других народов у киргизов продолжало оставаться устным и в XIX в., когда Киргизия уже входила в состав Российской империи. Судопроизводство велось на основе адата следующим образом. Дело в суде возбуждалось, как правило, по инициативе потерпевшего – истца, могло возбуждаться также по поручению истца его родственниками или поверенными. Истцом назывался тот, кто отыскивал свое право или искал чего-либо у другого[9]. Приведенное определение верно отражает содержание обычного права и судопроизводства в исследуемый период. Рассмотрение дел по адату не знало строго определенного порядка, не было различий в процедуре разбирательства дел гражданского и уголовного характера, потому что и материальное право не знало разделения на уголовное и гражданское. Самой характерной чертой этого обычного права является то, что оно не отличает гражданских преступлений от уголовных, оно относится ко всем преступлениям как к простым отношениям между собою – его наказания имеют целью удовлетворение обиженной стороны[10]. Пожалуй, трудно не согласиться в этом вопросе с С. К. Кожоналиевым, который не без оснований утверждает, что уголовное обычное право киргизов, по существу, в преступлениях усматривало в большинстве случаев лишь гражданские правонарушения, наказуемые взысканием определенной суммы в пользу пострадавшего и его родственников[11].
По адату практически всякое дело завершалось уплатой штрафа: куна (за убийство),
Валиханов Ч. Сочинения. – Т. 1. – СПб., 1904. – С. 512.
Гродеков Н. И. Киргизы и кара-киргизы Сыр-Дарьинской области. – Т. 1. Юридический быт. – Ташкент, 1889. – С. 6.
Бардашев Г. Записки о дикокаменных киргизах // Материалы для статистики Туркестанского края: Ежегодник. – Вып. 3. – СПб., 1874. – С. 389.
Загряжский Г. О народном суде у кочевого населения Туркестанского края по обычному праву (Зан.) // Материалы для статистики Туркестанского края: Ежегодник. – Вып. 4. – СПб., 1876. – С. 194.
Россел Ю. Среднеазиатская культура и наша политика на Востоке // Вестник Европы. – Т. 4. – СПб., 1878. – С. 132.
Кожоналиев С. К. Суд и уголовное обычное право киргизов до Октябрьской революции. – С. 40.
