на кожаный диван как почетного гостя. Сам сел рядом, сняв пиджак и галстук.
– Два коньяка! – щелкнул он пальцами секретарше.
– Очень интересно, очень! Вы можете нам дать доллары на реализацию?
– Могу.
– А евро?
– Могу.
– А скидку?
– Само собой. Накопительную. В зависимости от объема заказа.
– Еще два по два коньяка! – снова приказал президент банка секретарше. – И дайте по краевому радио объявление: «Денег хватит всем: пенсионерам, врачам-учителям, кредиторам».
– Слушаюсь, – засуетилась секретарша. У нее снова прорезалось чувство к руководству.
– Срочно развести по банкоматам, – ожил президент. – Навыдавать кредитов… И ипотека. Ипотека!
Учителя впервые получили зарплату в валюте.
Через неделю «Дуби-банк» вошел в сотню крупнейших в России, через две – в десятку, через три тоже в десятку, но в мире. Через четыре – в типографии прорвало канализационную трубу и испортило печатный станок. Это Люлипупенко с братвой в очередной раз скоммуналили вентиль в подвале.
– Деньги стали некачественными, – сказал президент банка. – Расторгаем договор. До восстановления потребительских свойств. Бизнес есть бизнес, мон шер.
Сказал так и улетел с секретаршей на Мальдивы.
С тех пор, если вы обратите внимание, на всех евро слегка размытый рисунок – так называемый у профессионалов «муар».
В памяти Бодуненца всплыли школьные годы. Незабываемые эпизоды тех лет. Когда они вместе с Квартетом (в миру Сашей Четверкиным) учились в двадцатой школе.
Друг Четверкина и Бодуненца Федотов отличался громогласием (может, болезнь такая, может, врожденное – кто его знает)… Даже если скажет что в треть голоса, учительница морщась зажимает уши руками:
– Федотов! Не ори! От твоих воплей уже голова раскалывается!
К чему это я? А к тому, что в восьмом классе проходили по литературе современную классику советской прозы. И ее интерпретацию в виде постановки ТЮЗа.
Сидят Федотов с Четверкиным на спектакле в десятом ряду. Тихо так, шепотом впечатлениями делятся. Для лучшего усвоения материала (потом сочинение придется писать на тему «Кто он – наш современник?»).
В конце пьесы развязка. Борьба добра со злом в завершающей стадии конфликта. Апогей, так сказать.
Матерый преступник Смуглый, он же по совместительству вражеский шпион, стреляет в положительного героя – отца троих детей милиционера Трещеткина. Финальные семь выстрелов в спину и контрольный в голову.
Милиционер ничком падает на сцену и замирает.
– Убили, – всхлипнула Маша Солонкина. – А вдруг?.. Да нет – точно убили!
Драматичнейший момент. Напряженная тишина в зале! Все затаили дыхание.
И тут.
– Вставай, олух! Че разлегся? Пол-то, небось, холодный? Простудишься, – раздался громкий шепот Федотова, как бы про себя.
