ворота моего платья медальон и, расстегнув его, поболтала им передо мной.
– Значит, ты взяла медальон. А я-то удивилась, почему он не спас милого малыша?
– Томас дал мне его… он хотел, чтобы я его взяла. Ненадолго. Я хотела вернуть его, но… – Я заплакала. Старуха была права. Я и впрямь была плохой сестрой, ужасной сестрой, худшей на свете сестрой, какая только могла быть у младшего брата. – Я не хотела, чтобы они забрали его… не хотела!
Она наклонилась ещё ближе и прошипела мне на ухо:
– Как тебе твой новый братец? Ты себе такого хотела?
Не дожидаясь ответа, бабуля Хеджпат швырнула в меня медальон и зашагала к калитке.
– Не смей называть этого урода моим братом! – дрожа от гнева, крикнула я ей вслед.
Бабуля Хеджпат оглянулась.
– Лучше научись держать язык за зубами, иначе тебя ждут ещё бо́льшие неприятности.
Взмахнув потрёпанным плащом, старуха прошла через калитку и скрылась из вида.
Не зная, что мне делать, я застегнула цепочку на шее и снова спрятала медальон под платьем. Его прохладное прикосновение больше не доставляло мне удовольствия, но я не хотела, чтобы кто-то ещё знал, что он у меня.
Несколько мгновений спустя, по дороге, что-то насвистывая, показался папа. Когда он возвращался с поля, я обычно бросалась ему навстречу. Когда я была маленькой, он сажал меня на плечи и нёс домой. Сидя у него на плечах, я чувствовала себя высокой-высокой! Мне были видны зелёные поля, протянувшиеся до самого Мирквуда, лежащего, как чёрная тень, у подножия гор. Папа обычно смеялся и говорил:
– Может, отнести тебя в Мирквуд и оставить там Доброму Народцу?
– Нет, папа, не надо! – Я цеплялась за него, страшась тёмного леса и его тайн. Я никогда не ходила туда и ни за что не пойду.
Этим вечером я не выбежала навстречу папе. Я сидела на скамейке и боялась представить себе, что он сделает, когда увидит подменыша в колыбели, которую своими руками смастерил для Томаса.
Папа остановился передо мной.
– Эй, Молли, почему ты сидишь здесь одна и почему я не услышал от тебя ни слова приветствия?
Пронзительный визг в доме избавил меня от необходимости отвечать.
– Это не наш Томас, – сказал папа. – Такие вопли издает лишь голодный кот.
Он посмотрел на меня так, будто ожидал объяснений.
– Ты прав, папа, это не наш Томас, – убитым голосом ответила я.
Я говорила так тихо, что папа не расслышал моих слов. С удивлённым лицом он пошёл домой. Я медленно поплелась за ним.
Взяв на руки подменыша, он посмотрел на маму:
– Что случилось с нашим Томасом? У него нездоровый вид.
Мама расплакалась. Я повернулась к папе, чтобы всё ему объяснить, но прежде чем я открыла рот, чтобы заговорить, он спросил:
– Бабуля Хеджпат видела его, Агнес? Он выглядит гораздо хуже, чем мне показалось на первый взгляд.
– Да,
