хохляцкую поговорку: «Нема грошей – нема любови», что значит: нет денег – дрочи на Галю.
– Но, мы с тобой не просто обычные парни. Мы симпатичные, – Серёга надул губы и провёл рукой по волосам, – Я ваааще красавчик, поэтому не подсыкуй, в пятницу пойдём в ночной клуб и найдём там двух курочек.
– А может сразу индюшку в чесночном соусе?
– Ты всегда отличался хорошим вкусом… – Серёга меня ущипнул.
– По твоей логике, если парень красавчик, ему не обязательно быть… иметь бабло?
– Максимка, мой мальчик, – Серёга взял меня под руку, изображая дамского угодника, – более того, тёлочки сами готовы платить за общество со смазливым жеребчиком.
– А что делать, если ты не красив и бабок у тебя – тридцать два рубля.
– Я уже говорил – дрочить на Галю. Но не переживай, у тёлок та же хрень. Ты можешь легко закадрить страшненькую дамочку в бабушкиных очёчках ха-ха.
– Не издевайся, это жестоко.
Серёга полез в смартфон, что-то бормоча. Он быстро и усердно водил пальцем по экрану, видимо искал важную инфу.
– Вот, слушай, как страшным бабам нелегко:
«Как ужасно, как ужасно быть такой! Сначала в детстве не понимаешь, я любила драться с мальчишками, гордилась собой… А потом, лет в шесть, особенно в школе, уже чувствуешь: с тобой меньше играют, меньше зовут, как-то все радости тебе достаются во вторую очередь… Учительница ласкова, справедлива, и от этого несправедливость других ещё больнее, а внутри уже поселилась неполноценность, горе второсортности, комплекс милостыни – что все хорошее, выпадающее тебе – это не от сердца дают, а по обязанности, подчеркивая справедливость, и уже кажется, что это не заслуженно, а из милости, и надо усиленно благодарить кого-то… Но в восемь лет это только смутные чувства, а потом начинаешь понимать, происходит страшное – когда другие хорошеют, превращаются в девушек, а ты… в классе появляется напряженность между девочками и мальчиками, и когда дразнят или даже бьют – в этом какой-то дополнительный смысл, стыдный и счастливый… А ты в стороне, сама вступишься за кого-нибудь – накостыляют тебе, а даже лупят совсем не так, как красивую, равнодушно и больно лупят – без интереса. И лето, и физкультура, все украдкой разглядывают и оценивают друг друга, сравнивают… красивые так беспечны, веселы, уверенны, – значительны, уже ходят на танцы; и начинаешь реветь ночами в подушку, и не жизнь раскрывается впереди, а черная истина… бьешь себя в ненависти по лицу, до одури смотришь в зеркало: чуть лучше? выправляется!!! вдруг нравишься себе: ничего, кое-чего стою, даже мила, – но обман смывается безнадежной тоской: мерзкий лягушонок, доска… Семнадцать лет, все веселятся, у кого-нибудь вечером с тобой тоже танцуют и шутят, так чудесно, да никто не проводит, не ходит с тобой. На праздник не позвали, делаешь вид, что и не знаешь о собирающейся компании, а внутри все дрожит,
