закончится «одёжа»,
Я скину на пол скальп волос,
Начну снимать я с тела кожу
И окропляться солью слёз.
Когда к твоим глазам усталым
Волной прихлынет тошнота,
Возненавидь меня, пожалуй,
Но лишь смотреть не перестань!
С тонких веток души облетают последние листья.
В тихом шуме дорожном растворился твой голос родной.
Холст прожжён, краски кончились, высохли кисти,
И портрет наш с тобой не допишет художник чудной.
Улетаешь. А мне оставляешь лишь камни земли,
И шагая по ним я уже все изранила ноги.
Извозила одежду в тяжёлой свинцовой пыли,
Потеряла разметку извилистой мрачной дороги.
Мне так страшно одной в лабиринтах холодной судьбы.
Тщетно ищут тебя мои вдруг ослабевшие руки.
Растворились в кислотном тумане пустые мольбы.
Тихо падают с неба проржавевшие хлопья разлуки.
Я не буду кричать, что тебя больше жизни люблю.
Ведь слова оборвутся, опадут в тишине звездопадом.
Никогда не забуду глаза и улыбку твою.
Пустота повернётся ко мне нескончаемым душащим адом.
Я хотела бы стать твоим лёгким нательным крестом,
Талисманом, лежащим в нагрудном холщовом кармане.
Лишь бы только на этом быть свете с тобой и на том,
Мёртвой призрачной рыбой на волнах в твоем океане.
2019—2020
Дырочки
Разговаривать с вечностью,
лёжа под скомканным пледом,
Без задумчивых слов,
без заученных пафосных фраз.
Исчезая идти
за молчанием путанным следом,
Пропадать в темноте
от назойливых выцветших глаз.
Ночь набросила тряпку
на хрупкую зыбкую сферу.
Дыроватую, чёрную,
только что был день – и нет.
И сочится сквозь дырочки,
чувствуя власть над барьером,
Тонкий, тихий, зовущий, обманчивый свет.
Контур мира распался
и сгинул в сгустившемся мраке,
Слышен стрекот кузнечиков
где-то в уснувшей траве.
Лишь огромное небо
в блестящем отглаженном фраке
Ревизирует мысли
в уставшей от дел голове.
Глаз, увы, не хватает,
чтоб объять всё его превосходство.
Оно давит на память
тяжёлой бетонной плитой.
Ощущать себя пылью,
смириться с незримым господством,
Обнажиться под пристальным взглядом
заботы простой.
Вместо
