головой, сам выпил гостинец и ушёл, погрозив пальцем и отсыпав стандартную дозу трындюлей за то, что доктор сам заболел.
Однажды утром Саша очнулся и почувствовал себя лучше. В нарушение всех режимов, завернулся в три одеяла и выполз из осточертевшей палаты, на мир посмотреть. С трудом вышел на крыльцо, присел на скамеечку. Сидит, на неяркое осеннее солнышко любуется. Кто долго болел, а потом на улицу выполз – поймёт его.
Рядом на скамейке примостились два бойца. В худом небритом парне в трёх одеялах они офицера не признали, поэтому закурили и начали болтать. Один – грустный, вздыхает, второй – весёлый, похлопывает его по плечу, подбадривает.
– Завтра выписывают, – ворчит грустный. – Опять на полигон, опять в эту грязюку.
– Дурак, ты делай как я, – веселится весёлый. – Как иду на поправку, так иду в туалет, голову в умывальнике намочу и в форточку на пару часов её высуну. Мне опять и поплохеет. Две недели начмедпункта дурил, он у меня лошок, только из универа. Вот теперь в госпитале на второй круг иду. Тут сложнее, но тоже прокатывает. Глядишь – комиссуют скоро.
Поворачивает Саша голову – так и есть, Иванов, собственной персоной, неизлечимый больной. Довольный, радостный и цветущий. Второй месяц по медпунктам и госпиталям, солдат болеет – служба идёт.
Ничего не сказал пациенту Саша. Молча встал и пошёл к однокурснику своему Валере, который терапевтом в этом самом госпитале служил. Поговорили по душам. И через два дня расстроенный и злой на весь мир Иванов шагал в строю и проклинал отечественную военную медицину.
Если получается у вас обманывать систему – не болтайте лишнего.
Детский сад цвета хаки
Каждое лето наша часть почти на месяц превращалась в детский сад. Кто-то в министерстве образования решил, что если собрать проблемных детей со всей страны и засунуть на несколько недель в действующую воинскую часть – то они тут же проникнуться любовью к Родине и перевоспитаются. На деле эта методика оборачивалась диким геморроем непривычных к педагогике военных, детскими истериками, травмами и проклятиями в адрес чиновников.
А ещё в июле к нам на практику привозили курсантов Суворовского училища. Пожить в казармах, вдохнуть, так сказать, запах будущей профессии. Курсант, он, конечно курсант. Но никто не отменяет тот факт, что ему 13 лет, и он очень хочет к маме.
Саша Николаев домой хотел так сильно, что в один из тоскливых казарменных вечером набрался храбрости, подошёл к открытой двери в каптёрку, засунул в щель указательный палец правой руки и со всей дури как захлопнет дверь! После этой процедуры побледневший курсант с закушенной губой поднялся в хирургию медроты и предъявил доктору криво торчащий палец.
– Поломал? – угрюмо спросил врач, представляя, как его будут любить за травму.
Саша кивнул.
– А как?
– Упал, – сквозь зубы ответил курсант.
И
