чуть отступил от Евлахова, не в силах выдержать взгляд его пронзающих полубезумных глаз. Между тем Евлахов вдруг улыбнулся, словно маску надел – другое лицо.
– Простите, это я так, – мягко сказал он. – А вот, кстати, еще чай принесли.
Входит барышня – ассистент, ставит еще один чайник на столик.
– А что синематограф? – спросил Герц, присаживаясь к столику с чаем.
– А что синематограф? – скептически улыбнулся Евлахов. – Та же иллюзия, условность. Целлулоидный фокус, больше ничего.
Они сидят какое-то время молча. Пьют чай. Евлахов кивает проходящим вдоль прохода костюмерам и актерам.
– Я, знаете, как-то видел бой, – вдруг говорит Евлахов, – настоящий, страшный бой, в Сибири. Был вечер. Представьте – багрово-черное небо и город под ним. Город горел. Горела станция. И конные насмерть рубились на фоне огня, на фоне заката. На наших глазах. Все было видно до мелочей. Я помню, как вдруг художник, что был с нами, нежнейший, христианнейший человек, сказал. Даже не так. Он выдохнул, он выкрикнул: «Как это красиво!»… Понимаете. Убийство, кровь, и. «как это красиво»… Я помню его лицо. Оно пылало таким неподдельным восхищением. этой трагической красотой, этой симфонией смерти. Потому что, никакая живопись не способна передать это. Потому что любое искусство – иллюзия, а это была жизнь. Так и «двойной театр», вернее.
Евлахов вдруг замолчал, посерьезнел, отвел глаза от собеседников, словно забыл о них.
Тихо пробормотал, уже ни к кому не обращаясь: – а это жизнь. Да. Это жизнь.
Герц ошеломленно смотрел на Евлахова, словно догадываясь о чем-то, во что невозможно было поверить.
– Извините, – вдруг резко сказал Евлахов. – Мне надо побыть одному.
Он резко встал и вышел из зала.
Герц и Магда, недоуменно переглянулись, глядя ему в след.
– Какой странный, – сказала Магда
СЦЕНА 8. РЕСТОРАН. ВЫБОРГ. ДЕНЬ. ЗИМА. 1922 г.
В ресторане, судя по говору, собирается в основном русская публика. Народу полно. Ходят от стола к столу, приветствуя друг друга. Многие офицеры в военной форме.
Евлахов идет между столиков, высматривая кого-то, при этом непрерывно кивая, здороваясь. Ему улыбаются, особенно дамы, похоже, он популярен в этих кругах.
За одним из столиков сидят три дамы. Одна из них тихо говорит соседке:
– Посмотри налево, только не оборачивайся.
– А кто там?
– Евлахов.
– Евлахов? – дама не выдержав, все-таки оглядывается.
К Евлахову подходит пожилая дама:
– Как ваше здоровье, Николай Павлович? – спрашивает она. – Мне сказали, что вы не едете на гастроли в Германию.
– Возможно. Еще не решил, Ольга Карловна. – отвечает он, продолжая отыскивать взглядом кого-то.
– Берегите себя, дорогой вы наш, – говорит она ему вслед.
Какая-то девица
