– одно из мест проведения их досуга, скрытое от посторонних глаз пачками бетонных плит, неизвестно кем здесь оставленных и непонятно для чего. Среди хабариков, битых бутылок, ломаных кирпичей и прочего мусора валялся кусок шланга, который и напал на обдышавшегося клеем и ацетоном Юру. На фоне передвигающихся плит шланг вдруг поднялся с земли, из него пошла пенистая струя, образуя хищную зубастую морду. В Юрином сознании, как он потом вспоминал, была уверенность, что эта тварь ядовита. Он бросался от неё в кусты, но оттуда выбегал с новой волной испуганных воплей. В кустах ему казалось, что он в объятиях ещё каких-то непонятных гадов, которые искали вход под одежду с окончательной целью: пробраться внутрь его тела. Эффект стал проходить, когда он забился в промежуток между плитами и они начали сдвигаться, но в тот самый момент, когда они должны были раздавить его, непостижимым образом расстояние между ними увеличивалось, и они начинали наезжать снова: раз за разом, всё медленней, пока не остановились. И лишь небольшое волнение их контуров напоминало о пережитом кошмаре. Но минут через десять – пятнадцать у него сильно заболела голова и ему пришлось прервать прогулку и пойти домой. После такого “ахтунга” никто уже не мог заставить его что-нибудь вдыхать в себя, если это предназначалось явно для других целей. Например, ганджубас был выращен специально для того, чтобы его курить, алкоголь сделан, чтобы пить. Позже он согласился попробовать амфетамин, потому что он создавался именно для того, чтобы вставлять, а не для того, чтобы что-нибудь склеивать, растворять краску или заправлять им автомобиль. А вот приём оксибутирата натрия он не признавал, потому что это лекарство разработано совсем для другого и эффект заключается в его передозировке. Такое разделение веществ осталось у него на всю жизнь после того злосчастного хищномордого шланга, ожившего при попытке надышаться клеем и ацетоном. К пятнадцати годам Юре надоели эти дворовые развлечения, да и контингент завсегдатаев строек, кладбищ и железных дорог, не сильно удовлетворял его. Он стал выбираться в центр города уже с другими ребятами, совсем по-другому одетыми и никогда не нюхавшими клея, зато смело идущими вперёд за своими первыми дорожками скорости и кокаина. Им повезло, что стало много меньше возможности скукожиться на героиновой игле, но в то же время впереди была набирающая силу волна спайс-суицидов. Но Юре это не грозило. Узнав, что от курения этих “миксов” возникают галлюцинации, он вспомнил шланг и, несмотря на то, что спайс приготовлен специально для курения, поставил табу на этом эксперименте. В течение осени и зимы своего пятнадцатилетия Юра гонял по городу, обрастая знакомыми. А Даня никак не мог с ним состыковаться, чтобы встать на рельсы следующего уровня развития юного прожигателя жизни: то родителям необходимо его присутствие в выходные на даче, то слишком холодно, как казалось Дане, или день рождения одноклассницы, на который нужно пойти, как же откажешь Симоне! На Новый Год Даня также не мог