позабыть о физическом недостатке. «Давай, шевелись, ты, мешок с костями», – подначивал его во время занятий инструктор, повторяя любимую фразу собственного lanista. В тот день, когда Титу впервые удалось на лету поймать муху, старый гладиатор перестал ее говорить.
Когда стражник выхватил меч и рванулся вперед, Тит правой рукой схватил упавшее на землю копье и сделал обманный выпад. Этот удар схоларий отразил, но, моментально перекинув копье в левую руку, Тит нанес косящий удар по голеням противника. Потеряв равновесие, стражник взмыл в воздух, его щит и шлем полетели в разные стороны. Не давая сопернику опомниться, Тит сильно ткнул тыльной стороной копья в его уже ничем не защищенную голову, и нападавший потерял сознание. Затем, молниеносно вращая копьем над головой, он заставил отступить к задней стене загона еще двух ворвавшихся в курятник стражников. Жестокий удар в пах – и вот один из них уже катается от боли по земле; еще один выпад – и второй хватается за ушибленную руку, лишь взглядом провожая летящий в угол загона меч.
Минус три. Тит обернулся – и понял безнадежность своего положения. Со всех направлений к нему бежали стражники. Шансов на спасение – ноль. Подобрав потерянный первым из поверженных схолариев щит, Тит отступил вглубь курятника. «Заберу с собой на тот свет столько человек, сколько смогу», – подумал юноша.
– Остановитесь!
Приказ исходил от высокой, привлекательной женщины лет тридцати с небольшим. Все замерли – все, за исключением ребенка, с воплем «Мама!» рванувшего ей навстречу.
– Валентиниан, расскажи нам, что здесь произошло. – Сквозь величественные нотки голоса проскальзывала озабоченность.
Валентиниан? Тита бросило в жар, затем – в холод, до него начала доходить вся чудовищность происходящего. Он имел неосторожность поднять руку на самого императора.
– Я был уверен, господин, что пришел мой последний час, – рассказывал Тит Аэцию, вернувшись в штаб. – Когда мне связали руки, подумал: «Сейчас поведут к месту казни». Но потом, когда я сказал Галле Плацидии, что послан вами, она приказала освободить меня, хотя видно было, что она с радостью бы посмотрела на то, как лишится головы тот, кто посмел отшлепать ее сына. Меня провели по длинному перистилю, затем – по портику в императорские комнаты, где в приемном покое я и был выслушан. – Он бросил на Аэция взгляд, полный восхищения. – Похоже, вы имеете очень сильное влияние на императрицу, господин. Я передал ей ваши требования; по-моему, они ей очень не понравились, по крайней мере, вид у нее был глубоко оскорбленный, тем не менее она на все согласилась – письменно. – Тит вручил полководцу свиток. – Я лично его заверил. Но то, как все происходило, слегка меня позабавило. Привели Валентиниана, в пурпурной мантии и с диадемой на голове, и мне пришлось приложить палец ко лбу этого маленького изверга – полагаю, для того, чтобы договор вступил в силу. Вот, пожалуй, и все, господин. Данное мне поручение я едва не провалил, – горько
