управления. Мы бы тут сами все обобщили и прислали вам…
– Но, Абдуллоджон, на месте то оно видно гораздо лучше!
– Ладно, замнем для ясности!
– Нечего заминать. Материалы я все собрал… А что касается событий, то ты знаешь, что у меня есть своя точка зрения…
– Знаю. Но может быть, не совсем верная?
– Все может быть! Вот скажи, Абдуллоджон, ты помнишь на пленке молодчиков, которые кричали: «Аллах акбар!»? Помнишь?
– Ну, помню.
– А знаешь, что они будут кричать потом?
Абдуллоджон пожал плечами и, немного подумав, спросил:
– Когда потом? Через несколько лет? Наверное, будут призывать к выходу из Союза!
– Нет! Сначала будет объявлен «джихад» – война с неверными. Как это делают моджахеды в Афганистане. Ты уж извини меня!
– Ты хочешь сказать, что «исламский фактор» будет…
– Я хочу сказать, что, не дай бог, нам всем придется расхлебывать эту кашу! И тогда это будет страшно!
– Ты пессимист!
– Я хотел бы быть оптимистом, но не получается!
– Ладно, Андрей! Давай не будем об этом! Время покажет!
– Не будем.
Они немного помолчали, глядя за окно. Варзобское ущелье становилось все шире, горы как бы раздвигались, а дорога становилась все менее извилистой.
– Скоро уже будем в Душанбе. Тут ехать… – Абдуллоджон посмотрел на часы, – не больше получаса. Самолет у тебя в семь. Так что еще уйма времени. Успеем еще выпить по чашечке кофе в аэропорту!
26 февраля 1990 года, день.
Таджикистан. Шоссе Душанбе – Ленинабад
Годы, которые Богомолов провел в колонии, превратили его в забитое существо, которое боялось всего, даже собственной тени. Быть «опущенным» на зоне – значит не только быть человеком второго сорта, но и являться абсолютно бесправным, беззащитным созданием, оскорблять и унижать которое мог каждый.
Дважды Валера пытался наложить на себя руки, но каждый раз ему мешали сделать это. Повеситься в кочегарке ему не дал бригадир, что есть силы ударивший длинным железным прутом по веревке, зацепленной за ржавую скобу. Вскрыть вены ему не позволил сосед по нарам, такой же, как и он, бесправный, но добрый парень, «задушняк». И остался Валера дальше жить до самого того дня, когда наконец истек срок его наказания и он, как говорили в колонии, «откинулся звонком».
Потом были трудные месяцы возвращения к нормальной жизни. В Москву Богомолов поехать не смог, сначала жил в Вышнем Волочке, разгружая товарные вагоны на станции, а потом уехал в далекий Таджикистан, где в течение полугода вынужден был работать грузчиком в овощном магазине и снимать угол у одной старухи в пригороде Душанбе. И только встреча с Волошиным, который взял его на работу шофером, изменила все. Он впервые за много лет почувствовал себя человеком, жил в общежитии,
