было некуда: рак головки поджелудочной железы!
Евгению Львовичу сказали, что, скорее, это рак выхода желчных протоков в кишку, то есть так называемого большого дуоденального соска, или, еще более отдаленно от нормального языка: рак Фатерова соска, по имени впервые описавшего сей орган анатома. Когда-то в борьбе с преклонением перед Западом был издан декрет, запрещавший называть органы, симптомы, методы и приемы привычными именами открывателей, если эти открыватели родом не из России. Помнится, не избежали и курьезов. В то кафкианское время чего только не случалось. Так, в начале 50-х вдруг отменили симптом Блюмберга при перитоните, заменили симптомом Щеткина. Собственно, не признак изменили, а лишь переименовали. А потом вдруг в журнале появилась статеечка, заметочка, что Блюмберг не какой-то там немецкий хлюст, а наш родной харьковский гинеколог. Мол, можно вернуть старое имя. Только ведь ломать – не строить! Менталитет (да простится мне это модное словечко!) народный весьма перегнулся и с того времени и до сего дня с трудом разгибается. Всё еще крючок. И до сего дня пишут врачи «симптом Щеткина», а иногда – так сказать, чуть продвинутые – опускаются (или поднимаются) до «Щеткина-Блюмберга».
Вот такой приблизительно лекцией отреагировал Мишкин на предъявленный ему диагноз. То ли, действительно, философски воспринял приговор, вынесенный ему жизнью, то ли просто бравировал, фанфаронил, так сказать. Кто из нас знает, как встретит фатальный прогноз своего существования? Да никто. Сам про себя наперед этого не знает никто. У Мишкина же на сегодня находились силы на иронию. Если это ирония:
– Умные вы ребята. Думаете, утешили? Был бы тут рак Фатерова, я бы не слабел уже два месяца, – про себя же подумал: «Да ладно. Какая разница. Так решила судьба».
А у друзей свой консилиум. Среди друзей – бывшие ученики, делавшие первые свои хирургические шажки у Жени на дежурствах. Тогда-то он для них был Евгением Львовичем, несмотря на пяти-шестилетнюю разницу в возрасте. Теперь почти сравнялись… возрастом. Только они профессора, а он, хоть и стал для них Женей, все равно остается мэтром, к которому они несут и профессиональные проблемы, и житейские коллизии. Зато для других они теперь Алексей Наумович и Олег Сергеевич. И еще здесь – друзья, хоть и одного с ним возраста и вступавшие в операционные далеко от Жени, но все равно признававшие его абсолютный приоритет. И нынешние помощники – Илья и Вася.
Решали, где и кто будет оперировать Мишкина. Решали, прикидывали, примерялись… И все равно понимали, что окончательное решение примет Сам. Но надо перед ним развернуть все карты, все козыри, рассказать, где какой хирург, а где самая богатая технологическая база. Будто он всего этого не знал. Он знал всё – и где и кто. Но что-то делать, о чем-то думать, как-то говорить надо. Они и говорили. И выбирали. И приготовлялись говорить с ним. И выбирали того, кто будет говорить с ним. И понимали, что он-то все понимает сам
