роняет. Но нет, рассчитался у кассы, не расплескав молоко, повернул, где нужно, побрел ни быстро, ни медленно. Вот только палкой ощупывал дорогу впереди, как слепой. Впрочем, стояла зима, оттепель, гололед. В фигуре его почудился некий знак вопроса, недоумения. Но, опять же, к семидесяти годам накапливаются не только вопросы к жизни и людям, но и соли в позвоночнике. Ох, как велик соблазн опять объяснить по принципу странного. Нетрудно, приятно, и видимость постижения налицо.
Он жил в маленьком домике, лепившемся на краю оврага, точнее, огромного оборонительного рва, окружающего теперь прах когдатошнего княжеского величия. Дом обшелеван, покрашен, по возрасту ему было явно лет сто: строился на почтительном расстоянии от обрыва, однако постепенно весенние и осенние воды рушили берега, и вот уже обнажились дубовые сваи – фундамент. Холодели конечности, если посмотреть вниз, представить, как… Тут я почувствовал взгляд, обернулся и увидел насмешливый взгляд Челобитого.
– Не волнуйтесь, – сказал он. – Успею.
«Что успеете?» – чуть не спросил я.
– Успею покинуть это пристанище.
Вот и насмешливости прежде не водилось за ним. Я озабоченно промолчал.
– Ладно, заходите… Но я сказал: вряд ли смогу быть полезен. Не смущайтесь. Читать мысли не буду: не умею, это мне зря приписывают. Умею читать только хитрости, но и другие умеют, только не признаются…
Не без труда, но твердо он поднялся по ступенькам крыльца, открыл дверь. В сенях было чисто, а в доме – тепло. Несколько картин с очень знакомыми пейзажами висели на стенах, на самодельных полках стояла сотня-другая книг. Я хотел рассмотреть картины, но только сделал к ближайшей шаг, как старик опередил меня и перевернул изображением к стене. Чтоб не усиливать комизм, я не стал рваться ни к другим картинам, ни к книгам, хотя имею привычку совать нос. Может быть, это действительно неприлично, и старик преподал мне урок?
Смотрел он мрачно и не вызывал симпатий у меня, но уж раз пришел… Надо было расположить старика к себе.
– Антон Антонович, – начал я подготовленную речь. – Я знаю вас очень давно. Вы были непонятным для меня человеком, но я всегда уважал вас…
– Не хитрите, – прервал Челобитый. – Вы меня боялись и презирали.
– Неправда, – с энтузиазмом возразил я. – Дело в том, что…
– Правда. Я знаю, как ко мне относились дети.
– И все же иногда мы восхищались вами.
– Это другое дело, – проворчал старик, но, кажется, подобрел. – Что вы хотите от меня? Предупреждаю: об Андрее ничего говорить не стану.
Да, твердым оказался орешек. Я терпел поражение.
– Ну… тогда мне остается уйти.
– Идите.
Но когда я надел шапку и взялся за ручку двери, Челобитый сказал:
– Подождите… Зачем вам понадобилось писать о нем?
– Не знаю… Мне подумалось, это было бы интересно…
– Интересно? – переспросил с издевкой. – Кому?
– Мне…
