домашних питомцах. Мне хотелось написать нечто, для развлечения читателя, где главными героями будут животные, со своими сложными и богатыми характерами, их непростыми взаимоотношениями, так похожими на человеческие, а люди будут служить фоном, оттеняющим смешные эпизоды. Я намеренно не придерживался хронологии и не называл человеческих имён, чтобы не отвлекать читателя людскими проблемами. Жена и дети просили вставить в повествование то одну, то другую смешную историю, сохранённую коллективной памятью. Однако я не отважился делать вставки в произведение, получившееся неожиданно удачным. Вдохновлённый успехом первого рассказа, я решил написать продолжение, в надежде, что оно получится не хуже. Может, когда-нибудь, я наберу материал на небольшую повесть, где, несомненно, постараюсь вывести из тени и людей.
…Я встаю рано, как правило, до пяти утра. Ценю этот краткий час одиночества и тишины за уютные запахи и звуки спящего дома, смутные воспоминания обрывков сна, первые ленивые мысли и ничем не замутнённые чувства. Ума подскакивает вместе со мной и бодро цокая когтями по полу бежит впереди, отчаянно размахивая хвостом (все ещё спят и подача звуковых сигналов строго запрещена), оглядываясь и пританцовывая она ведёт меня к входной двери, торопясь выскочить на улицу.
Люблю собираться на работу не спеша, со вкусом позавтракать, соблюдая чайную церемонию собственного изобретения. У нас с Умкой есть свой утренний ритуал. Дело в том, что в состав моего утреннего меню обязательно входят два бутерброда – поджаренные в тостере до золотистого цвета, накрытые по горячему маслом и сыром, они лежат на блюдце, чтобы быть торжественно съеденными в конце трапезы.
Так вот, Ума знает, что последний кусочек каждого из них принадлежит ей по праву, идущему от древнего закона. Этот закон, существующий с начала времён, основан на соглашении между человеком и зверем. Кусок пищи, брошенный со стола, есть цена собачьей любви и преданности, символ дающий животному возможность чувствовать себя частью человеческой стаи.
Умка не нарушает моего любимого уединения, но появляется откуда-то из тёмного угла гостиной или, если загулялась во дворе, начинает скрестить в заднюю дверь, стоит мне только откусить первый раз от первого бутерброда. Она садится напротив, так чтобы я мог её видеть, и не шевелясь и не отрываясь смотрит мне в глаза, призывая исполнить долг. Я бросаю, а она ловко, без лишних движений, каким-то змеиным изгибом шеи, ловит зубами своё законное лакомство.
Требования соглашения исполнены и Ума тут же деликатно удаляется. На втором этаже, в спальне сына, за закрытой дверью начинает орать кот. Он услышал, что внизу кормят. Прелесть уединённых размышлений грубо разрушена воплями нахальной скотины, и я тороплюсь открыть ему дверь, чтобы Тимоха не перебудил весь дом своей какофонией.
Не знаю, какие соглашения были заключены между нашими предками и кошачьим племенем, но условия наверняка
