точно близнецы, похожие чем-то, что невозможно объяснить словами.
Им задали еще кучу вопросов, на которые Мира отзывалась охотно. Хотя я заметила, что она часто не отвечает прямо – в ее рассказах звучало: «Долго рассказывать», «Квартиру купили тут неподалеку», «Нам уже по восемнадцать. Так получилось, что мы пропустили год». Но громом среди ясного неба было:
– Мы из детского дома.
О, уверена, под элитный покров этой гимназии никогда не забредали дети из детского дома. И здешняя публика, включая меня саму, вряд ли когда-то общалась с такими. Детский дом – это для нас что-то страшное, что-то из другого мира. Там детей, одетых в обноски, избивают и мучают. И те, кому удается дожить до совершеннолетия, почти неизбежно становятся преступниками. После такого-то воспитания… И вот они сидят перед нами – немного странные, но точно не вызывающие жалости. Ничего в них нет такого, что выдавало бы тяжелое детство или перенесенные испытания.
Все сначала замерли от услышанного, но уже через минуту посыпались новые вопросы, от ответов на которые Миру спас очередной звонок.
– Ну ни фига ж себе… – пробубнил Костя мне на ухо, от шока, вероятно, забыв, с кем разговаривает. – Детдомовцы и богатые наследники в одном лице. В двух лицах.
Я, конечно, не ответила. Белов пихнул меня в бок локтем:
– Да ладно, ты, морда, не тушуйся. Я тебя никому не отдам. И сама на новенького не засматривайся! Он же детдомовский – на куски тебя порежет и сожрет. А вот я только на куски порежу.
Мира обернулась и бросила пристальный взгляд на Костю, обозначая, что расслышала каждое слово, в том числе и его отношение к детдомовцам. Он не растерялся, развел руки в стороны и пожал плечами:
– Ну а что? Ревную свою шмару. Имею право.
Та просто отвернулась. Мне было очень неприятно, что Мира никак не реагирует на оскорбления в мой или их адрес. Хоть бы поморщилась! Или уж рассмеялась, если она такая же, как все. Но она не реагировала никак.
С чего я взяла, что она обязана встать на мою сторону?
А после уроков я была крайне озадачена тем, что Мира, собрав свои вещи в модную сумку, повернулась и спросила:
– Даша, ты обещала показать школу и рассказать правила.
Может, не все потеряно? Может, получится если и не сдружиться с ней, то хотя бы не вызывать неприязни?
Но Костя глупым не был – он тоже понимал, что ситуация имеет шанс – один на миллион – измениться в мою пользу. И не мог этого допустить. Поэтому зажал мне рот рукой, отвечая сам:
– Прости, красавица! Но сучка моя с тобой идти не хочет.
Я попыталась вырваться, но Белов был значительно сильнее – это мы уже изучили вдоль и поперек.
Мира же – и как ей досталось такое неподходящее имя? – посмотрела на меня и совершенно серьезно ответила:
– Ну, как хочешь, Даша. Попрошу кого-то другого.
